мучения — физические и нравственные. Даже перед смертью, когда испытывал нечеловеческие страдания.
Когда молодой Шариф со слезами на глазах склонился над умирающим, старый шейх прошептал:
— Пророк сказал: не отягощайте плачем и слезами уход своих ближних.
Человек, которого Шариф привык называть отцом, завещал ему никогда не показывать слабости в присутствии подчиненных. Даже когда уходит любимый человек.
Как много раз, будучи еще мальчиком, слышал Шариф слова старого шейха: «Человек, обладающий властью над людьми, должен скрывать свои чувства, иначе в глазах своих подданных он окажется таким же слабым и ничтожным, как и его враги».
Шариф знал, что это правда. Он также знал, что среди бедуинов пустыни отыщется всего несколько таких же мощных и сплоченных племен, как его собственное, и что не многие шейхи могли бы гордиться такими же верными и преданными слугами, какими правил он, а прежде его отец…
Итак, шейх разрабатывал раненое плечо. Он морщился, но терпел. Он всегда поддерживал себя в безупречной физической форме. Годы аскетической жизни в пустыне сделали его тело сильным и неподвластным боли, а мускулы стальными. Он не может позволить какой-то ничтожной ране взять власть над духом. Шариф должен быть в великолепной форме на завтрашнем празднике, который его племя устраивало в честь дорогих гостей, прибывших из племени шейха Хишмана Захраха Рахмана.
Частью праздника является торжественная церемония, в которой он должен принять участие.
Шариф криво улыбнулся. Негоже шейху, известному всей Аравии и Северной Африке как Эль-Сииф, Меч, показать свою слабость и не станцевать ритуальный танец меча.
Тэмпл, прогуливаясь, дышала воздухом под тенью огромного полотнища, когда услышала, что арабы зовут своего предводителя.
Делая вид, что происходящее ее нисколько не интересует, девушка наблюдала за тем, как на фоне заходящего солнца вырастал силуэт шейха. Тэмпл затаила дыхание, когда Шариф пришпорил Бандита, и конь галопом понесся в лагерь. Тэмпл прекрасно знала, что должно произойти дальше.
На невероятной скорости Шариф неожиданно натянул поводья, и конь его встал на дыбы. Молодой шейх был необыкновенно величествен в своих развевающихся белых одеждах на вздыбленном жеребце. Тэмпл знала, что это излюбленный трюк бесстрашных арабских наездников, но сердце ее неизменно замирало, когда она становилась свидетельницей этого захватывающего зрелища.
Девушка почувствовала облегчение, только когда жеребец снова опустился на передние ноги. Похожий на демона пустыни шейх бросил поводья молодому конюху, спрыгнул на землю и присоединился к мужчинам, которые одобрительно приветствовали его и жаждали побеседовать с бесстрашным вождем.
Все утро Шариф провел в пустыне. Утренняя конная прогулка в одиночестве.
Снова он был один. Без нее. Прошло уже более двух недель, как шейх не отправлялся с ней на верховые прогулки. Впрочем, он никого не брал с собой. Тариз чувствовал себя отвергнутым, а Тэмпл пребывала в недоумении. Этот человек по-прежнему оставался для нее загадкой. Прошло не более недели с тех пор, как его ранили в плечо, но несведущий человек никогда бы не догадался об этом. Он владел левой, раненой, рукой так же хорошо, как и правой.
Теперь он стоял, расставив длинные мускулистые нога и уперев руки в бедра. Тэмпл гордилась им. Она надеялась, что он навсегда сохранит этот царственный вид. С другой стороны, она никогда не сможет забыть, что они — дети разных миров.
Тэмпл с напряженным вниманием следила за молодым шейхом. Налетевший ветер разметал его густые черные волосы, и он откинул их назад загорелой сильной рукой. Потом он рассмеялся над сказанной кем-то шуткой.
Беседа мужчин все более оживлялась. Уже смеялись все. Чуткое ухо Тэмпл несколько раз уловило имя Хишман, и девушка поняла, что мужчины судачат о завтрашнем визите одного из дружественных племен. Тариз уже успел предупредить ее об этом. Он сказал, что прибывающие завтра люди шейха Хишмана Захраха Рахмана во главе со своим вождем являются почетными гостями племени Шарифа. Гости задержатся в лагере на два-три дня.
Все готовились к приему дорогих' гостей. Наверное, думала Тэмпл, предстоят примитивные празднества дикарей. Но на нее они могут не рассчитывать. У нее нет никакого желания сидеть с ними вокруг костра, попивать этот жуткий крепчайший черный кофе, излюбленный напиток арабов, и запихивать в рот куски полусырого мяса. Кроме того, она примерно представляла себе, каким развлечениям будут предаваться эти бородатые дети природы, лишенные всякого представления о культуре.
Глава 21
— У меня нет никакого желания принимать участие в вашем «маленьком варварском празднике».
— Я знаю.
Незадолго до полудня в гости к Шарифу пожаловал его друг и союзник шейх Захрах Рахман со своми подданными. Шариф поздоровался за руку с каждым воином, и из-за полога шатра Тэмпл видела, как в ответ в знак величайшего уважения каждый воин дружественного племени поцеловал шейху правое плечо. После ритуала приветствий гостей отвели в палатки на отдых, Шариф тоже вернулся в свой шатер, чтобы немного отдохнуть перед празднествами.
Тэмпл волновалась, казалось, нервы ее сжались в комок. Ее чувства к равнодушному шейху разгорались день ото дня, но его безразличие вызывало у Темпл желание обидеть его, разразиться бранью. Ей хотелось вывести его из себя. Ей хотелось доказать ему, что с ней нужно считаться.
— Вы слышали, что я сказала? — разочарованная его ответом, переспросила Тэмпл. Она была уверена, что шейх станет настаивать, поэтому отложила книгу в сторону, поднялась и объявила: — Я отказываюсь принимать участие в странном празднике дикарей, которые не имеют никакого представления ни о морали, ни о хороших манерах. Вы не можете принудить меня общаться с теми, кто верит, что насилие, жестокость и тупая сила — основа поведения.
— Как хотите, — не стал настаивать Шариф, поднимаясь с дивана и лениво потягиваясь, как большая кошка.
— Так… вы согласны? — не веря своим ушам, спросила Тэмпл.
Шариф принялся прямо перед ней расстегивать рубашку. Каждая расстегнутая пуговка обнажала следующий участок его загорелой груди.
— Не возражаю, — подтвердил шейх, стягивая с себя рубашку и обтирая ею вспотевшее тело.
— Не возражаете? — Тэмпл следила за капельками пота, струящимися по его шее. — Честно?
— Честно. Более того, я запрещаю вам принимать участие в нашем празднике дикарей. Тэмпл растерянно заморгала.
— Вы… запрещаете мне? — Она почувствовала себя униженной. — Но… почему?
Шейх пожал загорелыми плечами.
— Вы же сами не хотите присутствовать.
— Нет, не хочу… Но я думала… — Тэмпл почувствовала себя неловко и замялась.
Она нервничала, глядя на его обнаженный торс и незабинтованное левое плечо, недавно отмеченное пулей. Тэмпл обиженно повернулась к нему спиной, достала из книжного шкафа томик стихов и начала быстро его перелистывать. Все еще стоя к нему спиной, она съязвила:
— Надеюсь, что ваши мужские посиделки не превратятся в заурядную пьянку и дебош. Не хотелось бы, чтобы ваши крики помешали мне ночью спать.
— Нам предстоят вовсе не мужские посиделки.
Тэмпл повернулась к шейху лицом.
— Неужели? А я-то думала, что именно поэтому…
— … я не настаиваю на вашем присутствии, — закончил он за нее. — Женщины обязательно должны присутствовать на празднике.
Тэмпл снова повернулась к книжным полкам и стиснула зубы. Шариф, бросив рубашку на маленький столик, бесшумно подошел к ней.
Жар, исходящий от его нагого торса, обволакивал ее. Смесь запаха мужского тела, ароматов пустыни и
