— Да, Тэмпл, да…
Тэмпл развела ноги пошире, он осторожно поднял ее ногу и завел себе за плечо. Когда голова шейха оказалась между ее раздвинутых ног, Тэмпл почувствовала приступ смущения. Она стеснялась. Она вспыхнула, и руки сами собой спустились вниз, чтобы прикрыть интимное место.
Тогда Шариф погладил ее по щеке и попросил:
— Дорогая, не прячься от меня.
Руки его медленно поползли вниз, задержались на ее грудях, животе и легли поверх ее стыдливых рук.
— Я хочу поцеловать тебя в то место, каким ты любишь меня. Я хочу попробовать тебя, убери ручки, дорогая. Сделай это для меня.
Тэмпл была потрясена.
— Хорошо, Шариф, я сделаю это. Но только для тебя.
С этими словами она положила слегка трясущиеся руки на шелк покрывала. Она волновала его своей трогательной беззащитностью.
Загорелые руки Шарифа уже колдовали над темно-золотистым треугольником, разглаживая колечки волос и нежную мякоть кожи. Тэмпл хотела было опуститься на спину, но Шариф велел:
— Нет, дорогая, смотри, как я люблю тебя. Смотри на нас, как мы занимаемся этим.
Он опустил лицо к золотым завиткам, и Тэмпл почувствовала его горячее дыхание. Изо рта ее вырвался сладостный стон. Волнуя ее, Шариф возбуждал языком ее плоть, захватывая и сужая пространство от поверхности бедер до входа в заветную пещерку.
Тэмпл стонала и содрогалась всем телом. То и дело ей казалось, что она не вынесет больше ни секунды сладостной пытки. Ягодицы ее двигались в такт движению его языка. Когда, наконец, он коснулся кончиком языка места ее страсти, она громко вскрикнула, выражая восторг, благодарность и признательность. Он целовал ее в это самое горячее из всех чувствительных мест так нежно, как раньше в губы. Наконец он поймал губами нежную возвышенность ее лона и провел по ней языком. Чувства восхитительнее этого Тэмпл не испытывала никогда в жизни.
Она не могла поверить, что Шариф любит ее таким странным способом и она позволяет ему это. Ей трудно было представить, что она, абсолютно нагая, если не считать черной жемчужины на шее, черных чулок и вечерних туфель, лежала на постели, а он, в вечернем туалете, находясь у нее между ног, целовал розу ее женственности.
Тэмпл казалось, что вся вселенная уместилась у нее между ног. Шариф был солнцем этой вселенной. Не переставая целовать ее, он встал на колени, нащупал одну из множества подушек и положил ей под ягодицы. Сквозь полуопущенные ресницы Тэмпл следила за тем, как голова Шарифа двигалась взад-вперед, как он неустанно доставлял ей наслаждение. Она изнемогала от страсти.
Но страсть стала невыносимо сильной, удовольствие — слишком полным. Она кричала, вздрагивала, всхлипывала, била кулачками по кровати, не раз и не два доходя до вершины удовольствия и умоляя Шарифа не отрываться от нее. Рот его ласкал и ласкал ее чувственность, и Тэмпл наконец решила, что ей нечего больше хотеть.
Тело ее еще вздрагивало, а Шариф уже лежал рядом с ней, обнимая и успокаивая.
Глава 30
Нашептывая нежности на арабском, Шариф гладил Тэмпл, пока она не затихла и не успокоилась и его объятиях. Тэмпл уснула. Он поцеловал ее в лоб и встал с кровати.
Шариф раздевался, не спуская взгляда с Тэмпл. Прелестнее женщины он в жизни не видел. Ее золотистые волосы разметались по черному покрывалу. Ее стройное изящное тело было воплощением совершенства. Казалось, что оно выточено из светлого мрамора. Ее можно было бы принять за ледяную богиню или ангела, посланца неба, если бы не соблазнительные черные чулки и туфельки, которые делали ее похожей на дорогостоящую и желанную куртизанку. Эта женщина была воплощением мужской сексуальной мечты. В ней удивительно сочетались девическая застенчивость и соблазнительность опытной женщины. К тому моменту, когда он полностью разделся, все тело Шарифа заныло от переполнявшего его желания. Он лег рядом с ней и нежно поцеловал. Тэмпл мгновенно проснулась. Поначалу она просто нежилась от его ласковых прикосновений к груди и животу. Потом начала отвечать на его ласки. Как только Шариф оказался над ней, она тотчас подняла ноги и положила ему на плечи. Не отрываясь, Тэмпл смотрела в глаза шейха, а он осторожно, но сильно вошел в нее и заполнил собой все ее существо. Он двигался ритмично, с каждым разом проникая все глубже. Тэмпл снова оказалась в волшебном хороводе чувств, ей хотелось, чтобы их слияние длилось вечно. Опытный в любви Шариф прекрасно знал, что чувствует Тэмпл. Он решил продлить состояние приятного блаженства, кроме того, ему хотелось, чтобы Тэмпл воспламенилась и сама попросила его о близости. Так и случилось. Довольно скоро Тэмпл начала шептать:
— Шариф, Шариф… пожалуйста… я хочу…
— Да, дорогая, — отозвался шейх и начал двигаться быстрее.
Он проникал в нее так быстро, что скорость, с которой она достигла блаженства, казалась невероятной, но Шариф не останавливался, дожидаясь, когда Тэмпл взойдет на последнюю ступень блаженства. Когда это случилось, она закричала. Громко. Дико.
Шариф осторожно снял ее ноги с плеч, осторожно положил их на покрывало и накрыл ее своим телом. Они долго лежали так, довольные радостью друг друга. Улыбаясь, Тэмпл думала о том, что занятия любовью с Шарифом оказались смелее ее самых смелых мечтаний. Больше всего она желала, отдохнув, предаться любви снова.
Тэмпл медленно разжала руки, вздохнула, откинулась на подушку и снова уснула. Шариф взглянул на нее и улыбнулся.
Он осторожно поднялся с кровати, снял с нее чулки и швырнул их в кучу одежды на полу. Потом он растянулся возле возлюбленной, прикрыл их нагие тела частью покрывала и прижал ее к себе. Шариф уснул с мыслью о том, как замечательно было заниматься любовью с блондинкой-американкой на черном покрывале. Конечно, они должны повторить это незабываемое действо.
Теперь страстный шейх и Тэмпл каждую ночь возносились на вершину любви. Иногда они занимались любовью на белоснежных простынях, иногда специально просили Рикию тщательно заправить кровать черным шелковым покрывалом.
Тем не менее, к великому огорчению Тэмпл, в остальном их отношения не изменились. Каждый день Шариф занимался делами своего племени, почти но обращая на нее внимания. Днем он даже не разговаривал с Тэмпл. Но когда наступала ночь и лагерь отходил ко сну, Шариф возвращался в шатер и овладевал Тэмпл с великой нежностью и великой страстью. Он оставался для нее такой же загадкой, как и в первые дни ее пребывания в лагере. Но теперь Тэмпл точно знала: он не может отказать себе в удовольствии (Побить ее каждую ночь. Глубоко в ее сердце жила надежда на то, что его неспособность воздержаться от прикосновений к ней, поцелуев и прочих нежностей означает то, что он проявляет заботу о ней. Что он любит ее. Хотя бы немного.
С самой собой Тэмпл было еще труднее разобраться. Рассудок подсказывал ей, что она должна его ненавидеть. Но она не испытывала к Шарифу этого гневного чувства. Она бы не призналась в этом никому, но правда заключалась в том, что впервые в жизни она не чувствовала постоянного беспокойства, безотчетного стремления к чему-то новому. Жажда неизведанного больше не мучила Тэмпл. Это произошло благодаря шейху. Поэтому, что бы ни произошло и как бы это ни закончилось, она всегда с чувством благодарности будет вспоминать время, проведенное с Шарифом.
Однажды рано поутру Шариф вырвал Тэмпл из глубокого, без сновидений, сна. Он коснулся ладонью ее щеки и нежно позвал по имени. Когда она открыла глаза, он наклонился и поцеловал ее. Тэмпл тихонько вздохнула и проснулась. А он осторожно вошел в нее, и они молча, без слов, предались любви.
Тэмпл была удивлена. Никогда раньше Шариф не пытался заниматься с ней любовью утром.
Когда же, удовлетворенная, она отдыхала, лежа у него на плече, он ей все объяснил:
— Сегодня ко мне приезжает гость.
