мгновение, читать его мысли, угадывать желания, словом, сделать так, чтобы он принадлежал только ей, весь, целиком. Пожалуй, если ее не остановить, то в один прекрасный день все это может превратить ее в сварливую мегеру. Ей придется вернуть ему свободу, или она рискует снова потерять его, потому что рано или поздно он не выдержит и отвернется от нее навсегда.
Как-то Хит говорил ей, что выполнять требования, которые она предъявляет, некоторым людям просто не под силу. Она любила его всем сердцем, и сама не отрицала, что должно пройти немало времени, прежде чем она почувствует себя вне опасности и удовлетворится теми отношениями, которые уже существовали между ними. Инстинкт подсказывал ей необходимость использовать любую, пусть даже самую незначительную возможность, чтобы усилить свою власть над Хитом, в то время как ей нужно было просто успокоиться и предоставить ему свободу, если уж он в ней так нуждался.
Повернув голову и взглянув на Хита, она выжала из себя беззаботную улыбку и спросила:
– Приказать накрыть ужин на троих?
– Да, пожалуйста.
Когда он вышел, Люси все еще продолжала смотреть на то место, где он только что стоял.
Хит Рэйн, газетный воротила Северо-Запада, выглядел и говорил совершенно иначе, чем тот человек, за которого она выходила замуж. Теперь он не был таким игривым, зато стал более властным. Беззаботный вид сменился высокомерием и чувством ответственности. И даже солнечно-золотистые волосы потемнели за зиму, что делало его намного старше своих двадцати семи лет. Но пелена таинственности, всегда окружавшая его, еще сильнее сгустилась. Теперь он был еще более неотразимым и загадочным и гораздо менее доступным, чем когда-либо.
Люси озабоченно вздохнула, впервые осознав, насколько сильно он изменился и внешне, и по характеру, и поняла, что теперь ей не оставалось ничего иного, как мириться с этим. Почему никто не предупредил ее, что мужчины начинают меняться сразу же, как только дело доходит до семейной жизни?
Люси искренне верила в то, что Хиту были приятны ее хлопоты во время его выздоровления. Тот факт, что ее предположения были совершенно ошибочными, лишний раз подтверждал, как плохо она еще знала его. Он с трудом и видимыми усилиями переносил ее ухаживания. Временами, когда ей приходилось дотрагиваться до его лба или касаться губами его щеки, только чтобы убедиться, что у него нет жара и опасность больше не угрожает ему, она чувствовала, что его совершенно не трогают проявления ее нежности. Бледный, тихий, спокойный, он принимал свое заключение в постели с поразительной покладистостью, но… до сегодняшнего дня.
В ответ на вопросы Люси, касающиеся психического состояния Хита, доктор Эванс сказал, что в поведении Хита нет ничего настораживающего и что должно пройти хотя бы несколько недель, пока он снова начнет чувствовать и вести себя как до болезни. Тем не менее Люси была уверена, что перемены, происшедшие с Хитом, – его загадочные настроения, непривычное спокойствие, лишь отчасти были последствиями его физического состояния. Была этому еще какая-то причина, более настораживающая. Казалось, что к нему пришло осознание чего-то очень существенного во время смертельной схватки с лихорадкой, и это его чрезвычайно беспокоило. Он не говорил с ней на эту тему, и его пугала и настораживала даже возможность случайно проговориться об этом.
Рейн. И хотя ни он, ни она никогда не упоминали этого имени, оно постоянно витало рядом, разделяя их, мешая их свободному общению, которым они оба когда-то наслаждались. Люси не могла даже догадываться о том, понимал ли Хит, что несколько дней он бредил, охваченный жаром? Знал ли он о том, как часто он вспоминал ее, Рейн? А может, он даже и не подозревал об этом?
Мучения Люси усугублялись еще и полным отсутствием у него интереса по отношению к ней. Они занимали разные комнаты, каждую ночь спали отдельно, и, хотя прошло уже достаточно времени, чтобы они могли спать вместе, Хит и виду не подавал, что хочет изменить текущий порядок. Она упустила момент, дала зайти этому слишком далеко; и теперь было уже трудно и глупо возвращаться в его постель. Было ли уж так необходимо снова начинать завоевывать положение, которое и так по праву принадлежит ей? Она не была уверена в этом до конца. Наверное, было глупо ждать, пока он сам заговорит о своем желании, но ее самолюбие, и так сильно задетое, не позволяло ей рисковать большим.
Дэймон довольно часто приходил к ним в дом консультироваться с Хитом по поводу «Экзэминер». Если даже он и заметил бы разлад между Хитом и Люси, то все равно не сказал бы об этом ни слова. Сейчас он переживал только за газету, и в данный момент все внимание с его стороны отдавалось только ей. Без Хита, который, безусловно, являлся направляющей и побуждающей силой, сотрудники газеты стали капризными и неповоротливыми и уже не так рьяно отдавались работе. Дэймон, с его излишней требовательностью, сарказмом и нетерпимостью к чужим слабостям, был плохим руководителем. Довольно часто он сам признавался, что ему не хватает терпения Хита, его умения заставить репортеров работать с полной отдачей.
С огромным облегчением и радостью все восприняли возвращение Хита в редакцию «Экзэминер». Как только его уверенные, знакомые всем шаги раздались в редакторской, последовал нестройный хор приветствий и шквал вопросов, которые он умело отражал поднятыми руками и знакомой, уверенной усмешкой.
– У меня в кабинете. Я поговорю с вами лично. Мы обсудим, обсудим все от "а" до "я", если все тут еще не позабыли алфавит, в чем лично я не вполне уверен.
Дэймон приподнял черную бровь, когда Хит проходил мимо его стола.
– Я ожидал более торжественного возвращения.
Хит остановился и посмотрел на него сверху вниз, его губы широко растянулись в довольной улыбке.
– Полагаешь, мне следовало произнести речь?
– Да нет. Просто я несказанно рад, что ты наконец вернулся к изданию газеты. Ты ведь не заработал даже себе на пропитание за последние несколько недель.
– Просто, прочитав вчерашний номер, я понял, как тут без меня идут дела, и решил, что пора возвращаться.
– Ты надеешься, что сможешь исправить вчерашний номер? – поинтересовался Дэймон, придав своему лицу выражение, которым, без сомнения, мог бы гордиться весь клан Редмондов.
– Я бы сделал это с превеликим удовольствием. Я проглядел все глаза, отыскивая хотя бы упоминание о «Красных чулках» из Цинциннати.
– Не вижу ничего сенсационного в том, что любительский клуб перешел в профессиональную лигу.
– И отправляется в восьмимесячное турне из Нью-Йорка на западное побережье. Я прочитал об этом в «Джорнэл». Они открыли еженедельную бейсбольную страницу.
– Бейсбол никуда от нас не денется.
– Денется, вот увидишь. Бейсбол чисто американская игра. И я хочу, чтобы Бартлет написал статью о «Красных чулках» на целую полосу.
– На следующей неделе это будут гонки на роликовых коньках, – пробурчал Дэймон.
– Невзирая на твое мнение, люди любят читать о спорте.
– Очередная теория о том, что любят читать люди. Если уж ты собираешься открывать спортивную страницу, давай писать о крикете. Игра джентльменов.
– Типичный. Типичный бостонец. Не знаю, как тебе удалось не развалить газету за время моего отсутствия.
– Если хочешь, я скажу откровенно. Во время твоего отсутствия я наслаждался миром и спокойствием, царившими в редакции, – язвительно сообщил Дэймон.
Оба нахмурились, но, сердито поглядывая друг на друга, в душе каждый радовался, что все снова встает на свои места.
Остальные сотрудники газеты буквально сгорали от переизбытка энергии. Рэйн и Редмонд составляли почти идеальную пару для делового партнерства. По отдельности каждый из них довел бы газету до нежелательных крайностей. Без влияния Дэймона Хит, безусловно, пришел бы к творческому кризису, без Хита же Дэймона ждал очевидный скорый провал. Но вместе они руководили работой как никто другой во всем газетном мире Америки: смело вводили новшества, при них газета действительно зажила полнокровной жизнью.
Измученная долгим ожиданием Хита и бурным обсуждением текущих событий в клубе, за ужином Люси вела себя необычайно тихо. Хит, в свою очередь, весь был поглощен проблемами «Экзэминер». В результате обед превратился в короткую, носящую деловой характер трапезу, после которой Люси удалилась в гостиную с кипой журналов, а Хит отправился в библиотеку продолжить работу.
Когда отполированные медные часы на камине пробили полночь, Хит наконец отложил перо и собрал бумаги. Проходя мимо гостиной, он заметил пурпурно-красное платье Люси. Машинально он заглянул в дверь. Улыбка осенила его лицо, когда он увидел, что она спит, свернувшись клубочком на маленьком диване. Упавший журнал лежал на полу, руки обвивались вокруг колен. Во сне она казалась такой юной и такой уязвимой. Хит приблизился к ней. Улыбка медленно сползала с его лица, пока он пристально рассматривал ее.
Прошло уже столько времени с тех пор, когда он в последний раз касался ее! Неожиданно Хита охватило такое непреодолимое желание, что он почувствовал его каждой клеточкой тела. Желание было столь необузданным, что, наверное, он мог бы переломить ее в своих объятиях. Для него не было тайной, что она не понимала, зачем ему понадобилось соблюдать дистанцию между ними эти несколько недель. А все из-за его чертовой гордости! Он не хотел, просто физически не мог во всем зависеть от нее. А то, что она верховодила в их семье на протяжении всей его болезни, выводило его из себя. И только чтобы не делать из нее удобной мишени для собственного раздражения, он
