сопротивление почти любого противника.
— Филип, ты же абсолютно ничего не смыслишь в скаковых лошадях! Конечно, каждый может выращивать племенных кобыл, но чистокровные скаковые лошади другое дело! Разве ты не знаешь, что Эдмонд владеет в Девоншире целой конюшней! У него больше скаковых лошадей, чем у всех дворян графства, вместе взятых. А ты никогда не проявлял интереса к делам Десборо.
— Не ходи вокруг да около, Беатриса, — поощрил сестру Хок. — Скажи напрямик, чего ты добиваешься.
— Я считаю, что продажа в твоих же интересах, братец. Кроме того, этим ты доставишь огромную радость и мне, и Эдмонду.
Хок промолчал, зная, что это, как ничто другое, подзадорит Беатрису. И в самом деле, та бросилась в бой со всем пылом своего темперамента.
— Ты же понимаешь, что, будь я мужского пола, по праву наследования все перешло бы ко мне. В отличие от тебя я горжусь и восхищаюсь заводом Десборо, свято чту семейную традицию…
— Неужели тебе будет недостаточно конюшен Эдмонда, чтобы бродить по колено в навозе? — мягко прервал ее маркиз, который до этого момента хранил задумчивое молчание. — Оставь Хока в покое, сделай милость. Неужели тебе до сих пор не ясно, что он принял решение?
— Это все ее рук дело! — процедила Беатриса, бросая на Фрэнсис ненавидящий взгляд.
— Отчасти это так, — согласился Хок.
Я бы предпочла, чтобы она убралась назад в Шотландию, там ей самое место! Как ты мог жениться на каком-то ничтожестве и…
Маркиз, не говоря ни слова, швырнул в дочь тяжелую серебряную ложку. Она попала Беатрисе в грудь, и та ахнула от боли:
— Отец!
Эдмонд, нимало не смущенный этой сценой, от души расхохотался. Он взял руку невесты, которую та прижимала к груди, и снисходительно похлопал по ней:
— Ты зашла слишком далеко, дорогая. К чему было устраивать весь этот шум? Возможно, Хок со временем передумает. Скаковой мир отнимает время и деньги, заставляет сталкиваться с худшими из человеческих пороков, а это не каждому по плечу. Заканчивай обед и давай-ка проедемся верхом.
Часом позже Фрэнсис сидела в своей комнате, уставившись невидящим взглядом в угол, на ширму. Когда Хок вошел через внутреннюю дверь, она выдавила из себя натянутую улыбку.
— Как поживает мое шотландское ничтожество? — спросил тот легко.
— Странно, что ты не рассказал сестре о том, при каких странных обстоятельствах женился.
— Если бы я даже намекнул ей на эти странные обстоятельства, и часа бы не прошло, как весь лондонский свет обсасывал бы пикантную новость. Меня бы жалели, смеялись надо мной — словом, потешались бы от души, а я не привык к такой роли. Я боюсь даже предположить, как отнесся бы к этой новости регент.
— Значит, знаем только мы с тобой и твой отец… я имею в виду, во всей Англии?
Щеки Хока покрылись темным румянцем.
— Кто еще знает, милорд? — спросила Фрэнсис, выпятив подбородок.
— Хок, — поправил он механически, стараясь выиграть время.
— Так кто же, Хок?
— Моя любовница, — признался он смущенно.
— Ты рассказал про нас любовнице?!
— На твоем месте я молился бы за нее, — усмехнулся он, стараясь скрыть неловкость под бравадой. — Это ведь Амалия посоветовала мне любить жену так, как любят любовницу.
Фрэнсис зажмурилась. Перед ней тотчас возникла картина: Хок в постели с другой женщиной, соблазнительной и прекрасной. Слава Богу, хоть ее лицо оставалось милосердно туманным. Хок, целующий и ласкающий ее… о-о! Ей показалось, что она никогда в жизни не испытывала такой боли
Фрэнсис повернулась и слепо пошла к двери.
— Не смей уходить, Фрэнсис! Если ты не остановишься немедленно, я тебя… С каких это пор ты ударилась в деликатность чувств? Роль жеманницы тебе не к лицу.
— Меня сейчас нельзя трогать, — бросила она бездумно и взялась за ручку двери.
— Еще шаг — и мы посмотрим, можно или нет!
Внезапно Фрэнсис сообразила, что именно сказала несколько секунд назад, и слегка побледнела. Она выпрямилась, чуть ли не поднявшись на цыпочки, и заявила тонким голосом:
— Нельзя, потому что как раз сегодня утром я узнала. что не беременна!
На лице Хока выразилось горькое разочарование.
— Думаю, милорд, сегодня вам придется посетить какую-нибудь доступную леди в Йорке.
— Нет уж, мадам, на сегодня леди с меня достаточно! Я остановлюсь на ком-нибудь попроще.
Фрэнсис уставилась на рисунок ковра.
— Что с тобой? Ты чувствуешь боль?
— Вовсе нет! — отрезала она, не поднимая взгляда.
— Тогда почему ты ведешь себя, как деревенская простушка? Мнешься, жмешься… что это на тебя нашло, скажи на милость?
— Я не простушка! Я не жмусь и не мнусь. Просто ты только что сказал… ты проговорился…
— Да что такого я сказал, Господи Боже? Говори же. я не знаю, что и подумать!
— Ты проговорился, что другие мужья не… не делают так в постели! — воскликнула Фрэнсис в совершеннейшем смущении. — Значит, это все-таки неприлично, гадко, непристойно?!
Несколько секунд Хок смотрел на нее во все глаза, потом зашелся в приступе неуправляемого смеха. Разумеется, он смеялся над самим собой, но Фрэнсис это было невдомек. Он понял свою ошибку только тогда, когда в грудь ему с размаху ударился подсвечник.
— Видоятый змей!
— Видоятый? И как по-твоему, что это значит?
— Ну, ядовитый, какая разница? Как бы я тебя ни назвала, этого все равно будет мало! У тебя нет сердца, вот в чем все дело!
— Фрэнсис, я тебя л…
Хок прикусил язык. Он почти признался жене в любви, вот незадача! Менее подходящего момента было не выбрать. Он что же, совсем выжил из ума?
— Я уезжаю верхом! — заявила Фрэнсис, распахнула дверь и сделала жест королевы, отпускающей пажа. — Оставьте меня, милорд, мне нужно переодеться.
— Ничего другого мне, как видно, не остается, — вздохнул Хок.
Когда дверь спальни Фрэнсис с треском захлопнулась за ним, он покачал головой не то с досадой, не то с сожалением.
Вечером наконец прибыло передвижное стойло. Его появление вызвало массу споров среди заинтересованных лиц. Кузнец сумел приспособить к передней стенке сиденье для кучера. Было также предусмотрено устройство, которое позволяло впрячь двух тягловых лошадей.
— Умно придумано, — заметил Эдмонд, осмотрев повозку.
— За время дороги лошади разленятся, — возразила Беатриса.
— Надеюсь, Летуну Дэви понравится такой экипаж, — забеспокоилась Фрэнсис. — Что, если он испугается?
— Давайте сразу и проверим, — предложил маркиз. Белвис сходил на конюшню и подвел лошадь к повозке.
Конюхи натаскали внутрь свежего сена и наклонно прислонили широкую доску ко входу.
— Ну, наш чистокровный друг, твоя карета подана, — провозгласил Белвис.
Летун Дэви недоверчиво оглядел замкнутое пространство на колесах, недовольно всхрапнул и попятился.
Фрэнсис устремилась вперед. Хок слушал, как она уговаривает жеребца, объясняя, что повозка — это знак оказываемого ему почета (не всякому королю делают карету на заказ, говорила она) и что к приезду в Ньюмаркет он отдохнет и отоспится. Летун Дэви внимательно слушал, пошевеливая ушами. Хок не
