«Замужняя женщина, — подумала Речел. — Жена и будущая мать».
Мать? Господи, а ведь это на самом деле возможно.
Она благоговейно положила руку себе на живот. Ах как приятно было бы носить под сердцем ребенка. Их с Клинтом.
У нее даже выступили слезы при мысли о том, что она подарит мужу ребенка — маленькую темноволосую девочку с усмешкой Рафферти, которая ее так восхищала.
Розовощекую дочурку, может, целый выводок маленьких розовеньких дочерей. В конце концов он должен быть вознагражден за долгие часы утомительной работы и возни с младшими братьями, за то, что кормил, одевал и защищал их от всяческих напастей.
Торопливо одеваясь, Речел невольно представила, каким может стать в недалеком будущем этот дом. Бревенчатые стены оклеены веселыми обоями, слышится заливистый детский смех и восхищенные голоса их дядей.
В Рождество Клинт изображал бы Санта-Клауса. А на Пасху, когда все придут домой из церкви, Коди и Дэниел прятали бы крашеные яйца, а она готовила бы необыкновенно вкусный кофе и воздушное печенье. Они бы все вместе наблюдали, как младшие ищут яйца, чувствуя себя большой, счастливой семьей Рафферти. Поздно вечером они с Клинтом лягут в эту самую постель. Их брачную постель.
Все еще улыбаясь, Речел забрала назад волосы и перевязала их пестрой ленточкой, такой же яркой, как и ее настроение сейчас, и поспешила на кухню. Она нужна своей семье.
Глава 10
—О нет!
Речел бросилась к плите и, разгоняя на ходу клубы дыма, выхватила из духовки противень. Вместо аппетитно подрумяненных имбирных пряничков, которые она надеялась увидеть, когда замешивала тесто, перед ней лежали почерневшие, дурно пахнущие куски.
Начав день в приподнятом настроении, Речел не могла поверить, что все так быстро испортилось. И она еще считает себя женой фермера? Задыхаясь от разочарования, она выбросила неудавшееся печенье из окна прямо в грязь и тут же увидела Клинта, торопливо идущего к крыльцу.
— Черт побери, Речел, ты хочешь спалить дом? — насмешливо спросил он.
— Не вижу ничего смешного, Клинт Рафферти! — крикнула она в ответ. — Клянусь, на этот раз я сделала все правильно, а они взяли и сгорели. Я даже заставила Коди трижды прочитать мне рецепт, чтобы не вышло ошибки. Думаю, это из-за чертовой плиты. Ненавижу старую развалину!
— Ну же, дорогая, — начал Клинт, войдя на кухню, но Речел уже подлетела к нему. Глаза широко раскрыты, на шею упали несколько мягких каштановых прядей, выбившихся из-под ленты.
— Да, виновата плита, — заявила она. — Сам Господь Бог не смог бы приготовить что-то съедобное на таком… чудовище.
— Действительно, она немного старовата, но когда я ее покупал, Сэм Баттс клялся мне, что она в хорошем состоянии.
— Немного старовата, — возмутилась Речел, сверкнув глазами. — Это чудо техники устарело, когда Мафусаил был еще ребенком.
— Ты проверяла температуру? Кинула горсть муки на дно духовки?
— Конечно! Говорю тебе, все дело в плите.
— А когда ты проверяла, то хорошо видела, насколько потемнела мука?
— В общем, да. — Она неопределенно взмахнула рукой.
Чад уже немного рассеялся, и Клинт, увидев лицо жены, не мог не умилиться нежному румянцу, проступившему на ее щеках. От глубокого вздоха очаровательно приподнялась тонкая голубая блузка.
Он медленно подошел к Речел, пытаясь сохранять хладнокровие. Но, пресвятые боги, она была прекрасна в гневе. «Как и все остальное время», — подумал Клинт.
Черт возьми, он до сих пор не верил своей удаче.
— Если ты права, внесем в список необходимых покупок новую плиту. Сразу после новых очков, которые я куплю своей маленькой близорукой женушке. — Когда Речел недовольно сверкнула глазами в ответ, он поднял руку. — Если, конечно, предположить невероятное, что виновата не плита, а твое зрение. Когда не видишь, потемнела ли мука, то очень сложно отрегулировать температуру в духовке. Я не хочу винить тебя, дорогая, просто допускаю, что плита ни при чем.
Мягкие губы напряглись, подбородок чуть задрался.
— Но я была так осторожна!
У Клинта все перевернулось в груди при виде боли в ее глазах. Для него это был лишь противень сгоревшего имбирного печенья, но для Речел, судя по всему, он значил намного больше.
— Не горюй. Как только мы поедем в город и привезем твои запасные очки, такого больше не случится.
— Я обещала Коди имбирное печенье и молоко, когда он закончит свою работу. Губы у нее задрожали, и она отвернулась. Раньше Клинт не одобрял такого выражения чувств, считая это не просто лишним, но и проявлением слабости. Однако поведение жены почему-то его не раздражало. Он только благодарил Господа за то, что у него не было сестер, иначе они выросли бы избалованными плаксами.
— Коди все поймет, — сказал он, поворачивая Речел к себе. У него защемило сердце, когда она заплакала.
— Нет, не поймет, и его не за что будет винить, — пробормотала она. — Обещание есть обещание.
Клинт обнял жену, с радостью вспоминая теплоту ее мягкой кожи и то, как охотно разрешила она войти в нее…
— Тогда мы сделаем новое, — хрипло пообещал он, и голос показался ему чужим. — Я помогу тебе.
Речел грустно покачала головой.
— У нас больше нет муки, — сказала она, упираясь рукой ему в грудь.
— Что случилось? — мягко поинтересовался Клинт.
Ему нестерпимо захотелось ее поцеловать. Все утро он искал какой-нибудь предлог, чтобы вернуться в дом. К ней. И не только за тем, чтобы поцеловать. Он хотел удостовериться, что не вообразил себе то счастливое выражение, какое было на ее лице за завтраком.
Не каждый день у мужчины есть основания гордиться собой, но сейчас, черт побери, он чувствовал себя отлично. Даже от одного сознания, что он первый увидел ее кремовую кожу при мягком свете лампы, у него перехватило горло.
Он любит ее, хотя не собирается ей признаваться.
Ночью он и так уже сказал, что, как ему кажется, влюбляется в нее. Однако «влюбляется» и «влюбился по уши» совсем не одно и то же. Прежде чем настолько отдать себя в ее власть, нужно учесть все последствия.
— Расскажи, дорогая, что произошло с мукой, — попросил Клинт, больше желая услышать ее голос, чем из любопытства.
— Ты решишь, что я безнадежна.
Он стер пальцем муку с ее подбородка и почувствовал, как она дрожит. Под длинной прямой юбкой угадывались изумительные бедра, совершенной формы икры, стройные лодыжки. Сегодня ночью, притушив лампу и заперев дверь, он будет ласкать языком ее тело, а она будет снова тихо стонать, приводя его в восторг.
— Мне кажется, тобой нельзя не восхищаться.
— Можно. Я неуклюжая и близорукая, даже не могу прострочить ровно шов.
— Тебе просто следует надеть очки да поднабраться опыта, только и всего.
Речел вдруг показалось, что сердце колотится слишком громко. Как ни трудно было в этом признаться даже самой себе, но ей необходима поддержка Клинта. Почти так же, как и его любовь.
Пусть их брак оказался поспешным и случайным (а может, именно поэтому), но она страстно хотела, чтобы совместная жизнь основывалась на взаимном доверии.
— Я споткнулась о поезд Коди и… уронила кувшин с мукой, — со вздохом призналась Речел.
— Он разбился?
Она кивнула:
— Мне пришлось целый час выметать муку из щелей. А в это время Бесполезный стащил курицу, которую принес Дэниел к ужину.
— Ты позволила Дэниелу зарезать курицу?
— О нет. Бедняжка умерла от старости. Вот почему так ужасно, что Бесполезный украл ее. Наверное, куры не слишком часто умирают естественной смертью.
— Гораздо чаще, чем ты думаешь. Каждой весной мы покупаем партии цыплят, поэтому когда они начинают умирать, то мрут, как правило, одна за другой. Не удивлюсь, если ее примеру уже последовала какая-нибудь соседка по курятнику. У нас вполне может быть на ужин курица.
— Только если Бесполезный не станет воровать мясо!
— Господь нам поможет. — Клинт сверкнул глазами из-под черных ресниц.
— В том-то все и дело. Я начинаю думать, что даже Гавриил с архангелами не превратит меня в ту жену, которую ты заслуживаешь.
Его губы сложились в кривоватую мальчишескую ухмылку, а в глазах было столько страсти, что по телу Речел прокатилась горячая волна.
— По мне, ты можешь сжигать имбирное печенье хоть до второго пришествия, дорогая, и я не стану тебя упрекать, — произнес он тоном, который она так любила, и добавил:
— Во всяком случае, пока ты прижимаешься ко мне ночью своей очаровательной маленькой попкой.
Рука, лежавшая на ее талии, медленно двинулась вверх и нежно накрыла грудь.
— А что касается этой чертовой муки, то пусть Коди не бросает свои игрушки посреди дороги.
Даже сквозь одежду Речел ощущала ласкающие прикосновения, и кожа горела у нее в тех местах, где он ее касался.
— О-о-о… — только и сумела выдавить она.
— За украденную курицу я могу, если хочешь, пристрелить Бесполезного, — предложил Клинт.
Не в силах больше сдерживаться, она теснее прильнула к мужу и обхватила руками его загорелую шею.
— Поцелуй меня, — прошептала Речел, притягивая его к себе и раскрывая губы ему навстречу.
Рот Клинта был горячим и страстным, дыхание влажным и прерывистым, а язык — уверенным и нетерпеливым.
В ушах у нее зазвенело, тело помимо ее воли страстно выгибалось, приникая и приникая к его телу. Она с ликованием слышала возбужденное дыхание Клинта.
Когда сильные пальцы расстегнули блузку и коснулись ее груди, Речел показалось, что она
