отдавали медом и пивом и вкусом ее собственной сокровенной плоти. Горячий жезл из плоти и крови был твердым и напряженным под ее пальцами. Это было волшебное ощущение. Внезапно Чесса вновь ощутила приятную тупую боль внизу живота и в грудях: это было так непривычно и сладко, когда он целовал ее груди! Тогда он почти сразу же перестал. Сейчас ей хотелось, чтобы он сделал это еще раз.
– Клив…
Он поцеловал ее в уголок губ, и его рука бессильно остановилась на ее бедре, а мужская плоть обмякла и выскользнула из ее пальцев.
– Клив?
Он что-то промычал и перекатился на спину. Чесса рывком приподнялась и вгляделась в его лицо. Он спал. Ей захотелось ударить его, но вместо этого она легко-легко поцеловала его в губы, потом задула фитиль.
– Ну, что ж, – сказала она, глядя в темноту, – вот все и началось. Не ахти какое, а все-таки начало.
Комнату заполнял смутный серый свет утренней зари. Чесса вдруг вскрикнула от боли и внезапно пробудилась. Она вспомнила, что вчера вечером вышла замуж, вспомнила все. Между ногами; ныло и было липко. А в ребра вдруг вновь ударила острая боль.
Она тряхнула головой, чтобы прогнать остатки сна, и увидела, что между нею и Кливом лежит Кири и упирается худым локтем прямо ей в бок. Так вот кто дважды так больно ткнул ее!
Чесса и Клив лежали на разных сторонах кровати, а между ними навзничь умостилась Кири, широко раскинув руки и ноги. Ей явно что-то снилось и она беспокойно металась, время от времени дергая локтем.
– Ну уж нет, – твердо сказала Чесса и прижала руку девочки к ее боку.
– Клив, просыпайся. У нас здесь гостья. Клив проснулся мгновенно – к этому его приучил его первый хозяин, торговавший мехами и красивыми мальчиками. К счастью, Клива он посчитал тогда слишком маленьким, чтобы продать его, как остальных, и вместо этого оставил его при магазине, чтобы тот считал и сортировал меха.
Взглянув на недовольное лицо жены, потом на свою маленькую дочку, Клив застонал.
– Отец, – сказала Кири, зевая. – Ты обнимал ее ужас как крепко. Мне пришлось очень долго протискиваться между вами.
Клив опять застонал и спросонок упал с кровати. Когда он открыл глаза, его дочь и жена стояли на четвереньках на краю кровати и смотрели на него сверху вниз во все глаза.
– Отец, – удивленно проговорила Кири, – на тебе нет никакой одежды.
Чесса кинула ему шерстяное одеяло и втащила Кири обратно на середину кровати.
– Радость моя, что ты здесь делаешь? Ты не могла заснуть?
Кири улыбнулась и выскользнула из объятий Чессы, – Керзог! – позвала она. – Ты был прав. Иди сюда, Керзог. Нет, постой, я пойду с тобой.
– В чем был прав этот треклятый пес? – недоуменно пробормотал Клив, забираясь обратно под одеяло.
– Лично я боюсь узнать ответ, – шепнула Чесса и прижалась к мужу.
– Нет, – твердо сказал он. – Не дотрагивайся до меня, Чесса, и вообще держись подальше. У тебя внутри рана, и я не стану брать тебя вновь, пока там все не заживет.
Чесса выругалась. Услышав ее слова, Клив довольно рассмеялся.
Глава 18
Клив тупо смотрел на кашу, приготовленную Уттой. Впервые с тех пор, как он узнал ее божественный вкус, ему не хотелось даже смотреть на разваренные зерна. Он вяло отодвинул миску в сторону и вдруг услышал звонкий женский смех. Он поднял голову и увидел Чессу – она весело улыбалась и качала головой в ответ на какую-то реплику Ларен.
Как может она улыбаться и смеяться после того, что он с нею сделал? Да, она была сильная. Она не из тех, кто жалуется или плачет. Но даже если и так, разве так уж необходимо притворяться такой довольной? Такой счастливой? Разве она не понимает, чего он не сделал с нею? А она, непостижимая женщина, еще и улыбалась и даже хотела, чтобы он снова причинил ей боль тогда, на рассвете, после того как ушла Кири. Хорошо еще, что ему хватило порядочности не поддаться, искушению. Нет, ее все-таки невозможно понять.
Он встал со скамьи, и на его спину тут же обрушились дружеские хлопки Хафтера, Рорика и Гунлейка.
– Она выглядит довольной, – сказал Хафтер. – Не такой довольной, как Энтти после нашей первой брачной ночи, но по крайней мере она улыбается и смеется.
– Да, похоже, ты не загнал ее вконец своей жеребячьей похотью, – добавил Гунлейк. – Никогда нельзя с уверенностью сказать, как воспримет это дело невинная девушка вроде Чессы.
– Я доволен уже и тем, что она по-прежнему может ходить, – заметил подошедший Меррик. – Ты чересчур долго обходился без женщины, Клив. Сказать по правде, я боялся, как бы ты не проявил излишнего рвения.
– Мирана сказала мне, что под конец между вами двоими втиснулась Кири, – заметил Рорик. Клив кивнул:
– Она пнула меня так, что я свалился с края кровати, а потом позвала Керзога. По-моему, она была уверена, что все это какая-то забавная шутка.
Гунлейк, хмуро глядя на Клива, сказал:
– Что-то не больно ты похож на мужчину, который провел длинную сладкую ночь с любящей молодой женой.
– Гунлейк прав, – согласился Хафтер и тоже нахмурился. – У тебя такая рожа, будто ты мучаешься от кишечной колики.., или же сотворил со своей новобрачной женой какую-то несусветную глупость.
Это было уже слишком, и Клив рассвирепел.
– Чума на вас всех! – заорал он. – Мои кишки в полном порядке. Так вам, стало быть, не терпится узнать, как все было, хотя это совсем не ваше дело? Ладно, я вам скажу. У меня ничегошеньки не вышло, ясно? Я просто-напросто взял и заснул.
Рорик застонал и ткнул Клива в руку своим тяжелым кулаком.
– Не может быть! Неужто ты и впрямь задал храпака? И быстро? Да, по твоим виноватым глазам видно, что так оно и было. Клянусь богами, Клив, ты позоришь всех нас!
– Пойду-ка я в баню, – буркнул Клив и поспешил прочь, чувствуя на своей спине осуждающие взгляды. Выходя из дома, он потер ушибленную руку. Он не посмел взглянуть на свою молодую жену, женщину, которая не давала ему проходу с их самой первой встречи, которая сделала все, чтобы избежать брака и с будущим королем, и с будущим герцогом Нормандии. Она всегда хотела только его, его одного, хотя любой бы сказал, что это нелепо. Но теперь ей пришлось горько пожалеть о своем выборе. После прошлой ночи едва ли ей захочется хотя бы поглядеть в его сторону. Но в таком случае почему она смеялась, разговаривая с Ларен? И почему у нее был такой счастливый вид?
Чесса следила за каждым его движением, следила с той самой минуты, когда он взял миску вкуснейшей каши Утты и тут же отставил ее в сторону, как будто миска была полна змей, – готовых его укусить. Она видела, как мужчины, улыбаясь, говорят с ним, наверняка расспрашивая о том, что происходило прошлой ночью. Она улыбнулась. Ей не терпелось снова поцеловать его, дотронуться до него. Но он вдруг резко повернулся спиной к остальным мужчинам и ринулся вон из дома, ни разу не оглянувшись и даже не посмотрев на нее. Что с ним? Какая муха его укусила?
Рорик подошел к женщинам, поцеловал в щеку свою жену, потом повернулся к Чессе, и его красивое лицо расплылось в широкой ухмылке:
– Знаешь, в конце концов Клив все-таки сознался, что не оправдал твоих ожиданий. Нам за него стыдно – так я ему и сказал. Скажи, Чесса, неужели он и впрямь заснул?
"Ах вот оно что!” – подумала Чесса и скромно опустила взор. Потом голоском, таким тихим и робким, что Рорику пришлось нагнуться, чтобы услышать ее, проговорила:
– Да, в конце концов заснул – перед самым рассветом. И должна признаться, что для меня это было великим облегчением. Я не ожидала, что это продлится так долго. Меня никто не предупредил. – И она с упреком посмотрела на Ларен и Мирану.
