– Мать сказала, что надо ему поставить памятник.
Филипп промолчал.
– Мать сказала, что ты и она – вы вместе поставите памятник Аристотелю. Или в Дельфах. Или в Олимпии.
– А что говоришь ты?
– Я очень люблю его, отец.
– Хорошо. Я поставлю памятник Аристотелю. Или в Дельфах Или в Олимпии.
В эти долгие дни болезни, когда можно было вволю обо всем подумать, все взвесить и обсудить, Филипп многое поверял Александру.
– Я знаю, что думают обо мне… – с иронической усмешкой говорил он. – Что я не выбираю средств, чтобы добиться своего, могу предать друга, могу обмануть союзников, могу нарушить любую клятву. Ну что ж, пожалуй, все это так и есть. Но ты должен знать, что я все это делаю и принимаю такую хулу на себя ради одной цели – ради могущества Македонии. Я человек. Ни хуже, ни лучше я не стану оттого, что Демосфен в Афинах поносит меня. Но он мешает возвыситься Македонии, вот это ты запомни. И помни об этом, когда меня не будет.
Александр вскинул на него укоряющие глаза.
– Если, конечно, я до тех пор сам не успею с ним справиться, – продолжал Филипп, – я ведь тоже кое- что знаю о нем. Разве не в его руки плывет персидское золото? Разве не помогает он персам, стараясь уничтожить меня? Но ты знай одно: не персы твои союзники, а эллины. И не во главе персов, не во главе варваров должны стоять македонские цари, а во главе Эллады!
Александр улыбнулся.
– Во главе? Но эллины нас даже в города свои не пускают.
– Пустят. Позовут.
– Позовут?
– Позовут, Александр, клянусь Зевсом. Только бы поскорей зажила эта проклятая рана.
– Но как же это будет, отец? Афины против нас, Фивы против нас. Демосфен все время кричит, чтобы Афины заключили союз с Фивами…
– Я сам заключу союз с Фивами. Они мешают мне войти в Аттику.
– Но как?
– Надо ждать удобного случая. А случай будет. Надо только поймать его и не упустить.
«Пока только одни поражения, – думал Александр, – а он разговаривает так, будто были одни победы…»
– Необходимо войти в Аттику, – продолжал Филипп, – силой или хитростью – все равно. И стать во главе всех эллинских городов. А потом поднять их на защиту тех греков, что на азиатском берегу. Кто же из эллинов откажется от этого благородного дела? Может быть, только Спарта, – они же никому не желают подчиняться. Но без Спарты обойдемся.
– Опять ты говоришь: стать во главе. Но разве эллины захотят поставить тебя во главе?
– Конечно, не захотят. Но они бессильны. Ты забываешь, что войско наше всегда готово к сражениям. И ты меня недооцениваешь. Я ведь уже глава, глава совета амфиктионов. Если бы эллины могли объединиться, тогда я говорил бы по-другому. Тогда никто не мог бы справиться с ними. Но они никогда не объединятся. Ни один их город не подчинится другому. Если бы, например, я не объединил все наши македонские княжества, разве мы могли бы рассчитывать хоть на какую-нибудь победу? Македония навсегда осталась бы безвестной и беззащитной.
– Ты говоришь, отец, «силой или хитростью – все равно». Леонид, который пал при Фермопилах, решил умереть, лишь бы оставить славу за своей родиной и за собой. Он очень заботился о чести своего имени. А ты о своем имени совсем не заботишься.
– О своем имени, Александр, я действительно мало забочусь, клянусь Зевсом! На что мне слава после смерти? Но зато я забочусь, и очень много забочусь, и тружусь для Македонии. Ты видишь, у меня нет глаза, у меня сломана ключица, еле срослась. И теперь вот лежу с тяжелой раной. Даже злейший враг мой Демосфен признает, что я не щажу себя ради Македонии. А эта слава повыше, чем слава одного человека, хотя бы и царя. Береги Македонию, когда будешь царем. Береги ее славу.
Филипп был захватчиком, поработителем, а порой – просто разбойником, для которого не писано никаких законов. Но родину он любил.
Это были дни большой дружбы Александра с отцом. Только слезы Олимпиады и жалобы ее на Филиппа вносили в сердце Александра горечь и недоумение. Мать он любил по-прежнему.
ОПЯТЬ ПРОВАЛ
В Элладе неожиданно вспыхнула война. Локрийцы из Локрийской Амфиссы осквернили землю Аполлона Дельфийского. Необходимость наказать локрийцев энергично и красноречиво доказывал Эсхин. Совет амфиктионов – государств, охраняющих святилище, – постановил объявить локрийцам войну. Амфиктионы решили просить Филиппа, как главу совета и как отважного и умелого полководца, взять на себя ведение этой войны. Послом к Филиппу пришел стратег амфиктионов Коттиф.
– Мне поручено просить тебя, – сказал он, – чтобы ты помог Аполлону и амфиктионам и не допустил оскорбления бога со стороны нечестивых амфиссейцев!
Это и был тот случай, которого так ждал Филипп и за который он теперь жадно ухватился. Филипп принял просьбу совета. Еще хромой от недавней раны, он сел на своего боевого коня и с огромной армией, уже законно, как военачальник священного похода, вошел в Элладу.
Быстрым маршем войска Филиппа ринулись через Фермопильский проход. Александр следовал за отцом на своем несравненном Букефале. Он видел, что войско идет совсем не туда, куда послали македонского
