женская половина; запасы были общими; но горе тому злополучному мужу или любовнику, который был слишком ленив или неловок и не вносил своей доли в общий запас. Сколько бы ни было у него в доме детей или принадлежащего ему имущества, все равно он каждую минуту мог ждать приказания связать свой узел и убираться прочь. И он не смел даже пытаться оказать сопротивление; дом превращался для него в ад, ему не оставалось ничего другого, как вернуться в свой собственный клан' (род) 'или же — как это чаще всего и бывало — вступить в новый брак в другом клане. Женщины были большой силой в кланах' (родах), 'да и везде вообще. Случалось, что они не останавливались перед смещением вождя и разжалованием его в простого воина'.[25]
Коммунистическое домашнее хозяйство, в котором все женщины или большинство их принадлежат к одному и тому же роду, тогда как мужчины принадлежат к различным родам, служит реальной основой того повсеместно распространенного в первобытную эпоху господства женщины, открытие которого составляет третью заслугу Бахофена. — В дополнение замечу еще, что сообщения путешественников и миссионеров относительно того, что женщины у диких и варварских народов обременены чрезмерной работой, отнюдь не противоречат сказанному. Разделение труда между обоими полами обусловливается не положением женщины в обществе, а совсем другими причинами. Народы, у которых женщины должны работать гораздо больше, чем им полагается по нашим представлениям, часто питают к женщинам гораздо больше подлинного уважения, чем наши европейцы. Дама эпохи цивилизации, окруженная кажущимся почтением и чуждая всякому действительному труду, занимает бесконечно более низкое общественное положение, чем выполняющая тяжелый труд женщина эпохи варварства, которая считалась у своего народа действительной дамой (lady, frowa, Frau = госпожа), да по характеру своего положения и была ею.
Целиком ли вытеснен теперь в Америке групповой брак[26] парной семьей, должно выяснить более тщательное изучение стоящих еще на высшей ступени дикости северо-западных и, в особенности, южноамериканских народов. В рассказах о последних встречаются столь разнообразные примеры свободы половых отношений, что здесь едва ли возможно допустить полное преодоление древнего группового брака.[27] Во всяком случае еще не все его следы исчезли. По меньшей мере у сорока североамериканских племен мужчина, вступающий в брак со старшей сестрой, имеет право взять в жены также и всех ее сестер, как только они достигают установленного возраста, — остаток общности мужей для целой группы сестер. а о жителях полуострова Калифорния (высшая ступень дикости) Банкрофт рассказывает, что у них бывают празднества, на которые сходятся вместе несколько ‹племен› в целях беспорядочного полового общения. Речь идет, очевидно, о родах, для коих эти празднества являются формой, в кото- рой сохраняются смутные воспоминания о том времени, когда женщины одного рода имели своими общими мужьями всех мужчин другого рода, и наоборот.[28] Подобный же обычай господствует еще в Австралии. У некоторых народов бывает, что старшие мужчины, вожди и колдуны-жрецы используют общность жен в своих интересахик монополизируют для себя большинство женщин; но за это они должны в определенные праздники и во время больших народных собраний допускать вновь ранее существовавшую общность и позволять своим женам наслаждаться с молодыми людьми. Целый ряд примеров таких периодических сатурналий, когда на короткий срок вновь вступает в силу старое свободное половое общение, приводит Вестермарк на стр. 28–29 своей книги: у племен хо, сантал, панджа и котар в Индии, у некоторых африканских народов и т. д. Странным образом Вестермарк делает отсюда тот вывод, что это пережиток не группового брака, существование которого он отрицает, а общего первобытному человеку с другими животными периода течки.
Мы подходим здесь к четвертому великому открытию Бахофена, к открытию широко распространенной переходной формы от группового брака к парному. То, что Бахофен изображает как искупление за нарушение древних заповедей богов, — искупление, ценой которого женщина приобретает право на целомудрие, — в действительности только мистическое выражение выкупа, которым женщина откупается от существовавшей в древние времена общности мужей и приобретает право принадлежать только одному мужчине. Этот выкуп состоит в ограниченном определенными рамками обычае отдаваться посторонним: вавилонские женщины должны были раз в год отдаваться 'мужчинам в храме Милитты; другие народы Передней Азии посылали своих девушек на целые годы в храм Анаитис, где они должны были предаваться свободной любви со своими избранниками, прежде чем получить право на вступление в брак; подобные обычаи, облеч¬нные в религиозную оболочку, свойственны почти всем азиатским народам, живущим между Средиземным морем и Гангом. Искупительная жертва, играющая роль выкупа, становится с течением времени все легче, как это уже заметил Бахофен:
'Ежегодно повторявшееся принесение этой жертвы уступает место однократной повинности, гетеризм матрон уступает место гетеризму девушек; вместо того, чтобы практиковать его во время брака, им занимаются до брака; вместо того чтобы отдаваться без разбора всякому, отдаются только определенным лицам' ('Материнское право', стр. XIX).
У других народов религиозная оболочка отсутствует: у некоторых — в древности у фракийцев, кельтов и др., в настоящее время еще у многих коренных обитателей Индии, у малайских народов, у тихоокеанских островитян и у многих американских индейцев — девушки пользуются до своего замужества полнейшей половой свободой. Это особенно распространено почти всюду в Южной Америке, что может засвидетельствовать каждый, кто проникал хоть немного в глубь этого материка. Так Агассис ('Путешествие в Бразилию', Бостон и Нью-Йорк, 1886, стр. 266) рассказывает следующее об одной богатой семье индейского происхождения. Когда он познакомился с дочерью, он спросил об ее отце, полагая, что это муж ее матери, который участвовал в это время в качестве офицера в войне с Парагваем, но мать с улыбкой ответила: nao tern pai, e filha da fortuna — у нее нет отца, она — дитя случая.
'Так всегда говорят индейские женщины и метиски без стыда и стеснения о своих внебрачных детях; и это вовсе не исключение, исключением, по-видимому, является скорее обратное. Дети… часто знают только свою мать, потому что все заботы и ответственность падают на нее; о своем отце они ничего не знают, да и женщине, повидимому, никогда не приходит в голову, что она или ее дети могут иметь к нему какие-либо претензии'.
То, что здесь цивилизованному человеку представляется странным, согласно материнскому праву и в условиях группового брака является попросту правилом.
У одних народов друзья и родные жениха или приглашенные на свадьбу гости предъявляют во время самой свадьбы унаследованное от древних времен право на невесту, причем жених оказывается последним в очереди; так было в древности на Балеарских островах и у африканских авгилов, а у бареа в Абиссинии имеет место и в настоящее время. У других народов какое-нибудь должностное лицо, предводитель племени или рода, касик, шаман, жрец, князь, или как бы он ни назывался, является представителем общины и пользуется по отношению к невесте правом первой ночи. Вопреки всем усилиям неоромантиков смягчить этот факт, это jus primae noctis[29] существует еще и поныне как пережиток группового брака у большинства обитателей Аляски (Банкрофт, 'Туземные племена', I, 81), у таху в Северной Мексике (там же, стр. 584) и у других народов; и оно существовало в течение всего средневековья — по крайней мере в странах, которые были первоначально кельтскими, например, в Арагоне, и где оно произошло непосредственно от группового брака. В то время как в Кастилии крестьянин никогда не был крепостным, в Арагоне царило крепостничество в самых гнусных формах вплоть до третейского решения Фердинанда Католика от 1486 года. В этом документе сказано:
'Мы постановляем и объявляем, что вышеупомянутые господа' (senyors, бароны) '…не имеют также права, когда крестьянин берет себе жену, спать с ней первую ночь, или, в знак своего владычества в свадебную ночь, когда жена ляжет в постель, переступить через эту постель и упомянутую женщину; вышеупомянутые господа не имеют также права требовать услуг от дочери или сына крестьянина против их воли, будь то за плату, или без платы'. (Оригинальный текст на каталонском языке цитируется у Зугенхейма, 'Крепостное право', Петербург, 1861, стр. 355.)
