Цезаря к миру, поскольку тот торопился в Италию и в Африку; он надеялся после ухода Цезаря снова легко взяться за войну.
Заподозрив это, Цезарь благосклонно принял первое и второе посольство, чтобы совсем неожиданно напасть на Фарнака, когда тот будет надеяться на мир. А когда прибыло третье посольство, Цезарь среди прочего стал обвинять Фарнака в том, что тот покинул благодетеля своего Помпея. Цезарь не стал медлить и в тот же день, как был, прямо с дороги вступил в схватку; некоторое время его теснила конница вместе с секиро-носцами, а затем он победил с помощью тяжеловооруженной пехоты. Фарнака, бежавшего к морю и затем пытавшегося силой пробиться в Бос-пор, задержали и убили.
Цезарь понимал, что победа эта не слишком выдающаяся, однако она была совсем не похожа на другие, потому что в один и тот же день и час он пришел, увидел и победил врага. Всю добычу, хотя она была велика, он отдал воинам» (Дион Касс. 42, 47-48).
О победе над Фарнаком Цезарь послал в Рим предельно лаконичное сообщение: «Пришел. Увидел. Победил». Он не считал нужным распространяться подробнее об этой скромной победе.
Из Малой Азии через Грецию Цезарь отправился в Рим, «собирая всюду под любым предлогом большие суммы денег. Одни деньги он брал под тем предлогом, что они были обещаны Помпею, а другие требовал сверх того, предъявляя еще какие-то претензии. Цезарь делал это не по злобе, а потому, что расходы его были велики и ему предстояли еще большие траты на войско, триумфы и другие роскошества. Одним словом, он заботился о деньгах, говоря, что две вещи добывают, охраняют и расширяют власть: войска и деньги; и то и другое взаимозависимо, ведь войско держится на деньгах, а они добываются оружием, если не хватает одного, то вместе с ним исчезнет и другое. Так Цезарь всегда думал и говорил на эту тему. Однако он никому не причинил никакого зла. Он прибегал к займам не только у частных лиц, но и у городов. Займами он именовал те сборы денег, для которых не было иного приличного названия, взыскивал их не менее строго, чем те деньги, которые ему причитались, и не был намерен когда-либо вернуть их. Он говорил, что израсходовал свое состояние ради государства и поэтому теперь прибегает к займам. По этой причине он, вернувшись в Рим, не стал отменять долгов, хотя плебс этого очень хотел; Цезарь говорил, что он сам много должен» (Дион Касс. 42, 49-50).
Цезарь не без оснований торопился в Рим, где было очень неспокойно. Обстановка осложнялась тем, что войска Цезаря, стоявшие в окрестностях Рима и готовые к отправлению в Африку на войну против помпеянцев, подняли мятеж.
В этих условиях Цезарь мог полагаться только на свое самообладание, находчивость и смелость.
Вот что пишет историк Дион Кассий:
«Волнения в легионах встревожили Цезаря. Ведь его воины надеялись на очень многое, и хотя они получили от него не менее того, что им причиталось, однако это было меньше, чем они ожидали; поэтому они подняли шум. Большинство их находилось в Кампании, готовясь отплыть в Африку. Так вот, они чуть было не убили своего командира Саллюстия (впоследствии он, удалившись от политики, прославился в веках как историк).
Когда Саллюстий, спасшись от них бегством, направился в Рим к Цезарю, чтобы сообщить о случившемся, множество воинов бросилось его преследовать; они в числе прочих, попавшихся им, убили двух сенаторов.
Цезарь, как только узнал об их приближении, хотел сначала послать против них преторианскую когорту, но, опасаясь, как бы она не присоединилась к восставшим, стал спокойно ждать, пока они не подойдут к предместью Рима.
Когда они прибыли, он послал узнать, чего они хотят и с какими требованиями пришли. Так как они ответили, что им нужен сам Цезарь, то он разрешил им вступить в город, но без оружия, приказав вынуть мечи.
Они стали говорить Цезарю, что перенесли много страданий и опасностей и достойны за это получить то многое, на что надеялись. Затем они потребовали, чтобы Цезарь отпустил их в отставку, чем поставили его в очень трудное положение. Они выдвинули такое требование не потому, что им действительно хотелось вернуться к частной жизни, отнюдь нет, ведь алчность стала их второй натурой, и им хотелось быть воинами. Поступили они так, рассчитывая запугать Цезаря и добиться всего, чего хотят, так как ему предстоял поход в Африку.
Цезарь ответил им только одно: «Вы правы, граждане. Вы изнурены тяготами и ранами». На все остальное он не ответил вообще ничего, тотчас же уволил их в отставку, как будто в них совсем не нуждался, и пообещал полностью уплатить всем, отслужившим положенный срок.
Слова эти подействовали на воинов так, что настроение у них моментально изменилось, особенно потому, что он назвал их просто гражданами, а уже не воинами. Присмирев от опасения, как бы им жестоко не пострадать, они, всячески умоляя, стали говорить, что все ему обещают и хотят вместе с ним идти в поход и продолжать войну.
Цезарь ответил: «Я нисколько в вас не нуждаюсь, однако отдам вам причитающееся вознаграждение, чтобы никто не говорил, что я, воспользовавшись вами в опасный момент, впоследствии оказался неблагодарным;
раз вы не захотели воевать вместе со мною, хотя вы еще крепки телом и можете выдержать войну до конца».
Цезарь, произнеся эту хитрую речь (в действительности он в них очень нуждался), наделил их всех земельными участками из общинных и частных владений в разных местах на очень большом расстоянии друг от друга' чтобы бывшие его воины не представляли опасности для местного населения и не были бы готовы взяться за мятеж, что могло бы случиться, если бы они жили в одном месте. Что касается причитающихся им денег, которые он сулил им перед каждым, так сказать, делом, то часть их он обещал выдать сразу, а часть – выплатить в скором времени с процентами.
Этими словами он до такой степени покорил их, что они утратили всякую наглость и даже преисполнились к нему благодарности.
Цезарь добавил: «Вы получили от меня все, ни одного из вас я не буду принуждать нести военную службу, если, однако, кто-либо по своей воле захотел бы вместе со мной довершить оставшееся, того я охотно возьму назад». Услышав это, они весьма возрадовались, и все единодушно захотели снова взяться за войну.
Цезарь, отставив из них тех, которые как более умеренные могли бы прожить земледелием, остальных взял обратно к себе в войско. С ними он поступил так: особенно дерзких и способных сотворить большое зло он из Италии, дабы они не затеяли там мятежа, перевел в Африку и с удовольствием под разными предлогами использовал их в особо опасных делах; так он одновременно и от них избавился и ценою их
