«Тиха украинская ночь…»
Наша преподавательница литературы Раиса Ивановна заболела. И вместо нее к нам пришла Елизавета Николаевна. Вообще-то Елизавета Николаевна занимается с нами географией и естествознанием, но сегодня был исключительный случай, и наш директор упросил ее заменить захворавшую Раису Ивановну.
Вот Елизавета Николаевна пришла. Мы поздоровались с нею, и она уселась за учительский столик. Она, значит, уселась, а мы с Мишкой стали продолжать наше сражение – у нас теперь в моде военно- морская игра. К самому приходу Елизаветы Николаевны перевес в этом матче определился в мою пользу: я уже протаранил Мишкиного эсминца и вывел из строя три его подводные лодки. Теперь мне осталось только разведать, куда задевался его линкор. Я пошевелил мозгами и уже открыл было рот, чтобы сообщить Мишке свой ход, но Елизавета Николаевна в это время заглянула в журнал и произнесла:
– Кораблев!
Мишка тотчас прошептал:
– Прямое попадание!
Я встал.
Елизавета Николаевна сказала:
– Иди к доске!
Мишка снова прошептал:
– Прощай, дорогой товарищ!
И сделал «надгробное» лицо.
А я пошел к доске. Елизавета Николаевна сказала:
– Дениска, стой ровнее! И расскажи-ка мне, что вы сейчас проходите по литературе.
– Мы «Полтаву» проходим, Елизавета Николаевна, – сказал я.
– Назови автора, – сказала она; видно было, что она тревожится, знаю ли я.
– Пушкин, Пушкин, – сказал я успокоительно.
– Так, – сказала она, – великий Пушкин, Александр Сергеевич, автор замечательной поэмы «Полтава». Верно. Ну, скажи-ка, а ты какой-нибудь отрывок из этой поэмы выучил?
– Конечно, – сказал я,
– Какой же ты выучил? – спросила Елизавета Николаевна.
– «Тиха украинская ночь…»
– Прекрасно, – сказала Елизавета Николаевна и прямо расцвела от удовольствия. – «Тиха украинская ночь…» – это как раз одно из моих любимых мест! Читай, Кораблев.
Одно из ее любимых мест! Вот это здорово! Да ведь это и мое любимое место! Я его, еще когда маленький был, выучил. И с тех пор, когда я читаю эти стихи, все равно вслух или про себя, мне всякий раз почему-то кажется, что хотя я сейчас и читаю их, но это кто-то другой читает, не я, а настоящий-то я стою на теплом, нагретом за день деревянном крылечке, в одной рубашке и босиком, и почти сплю, и клюю носом, и шатаюсь, но все-таки вижу всю эту удивительную красоту: и спящий маленький городок с его серебряными тополями; и вижу белую церковку, как она тоже спит и плывет на кудрявом облачке передо мною, а наверху звезды, они стрекочут и насвистывают, как кузнечики; а где-то у моих ног спит и перебирает лапками во сне толстый, налитой молоком щенок, которого нет в этих стихах. Но я хочу, чтобы он был, а рядом на крылечке сидит и вздыхает мой дедушка с легкими волосами, его тоже нет в этих стихах, я его никогда не видел, он погиб на войне, его нет на свете, но я его так люблю, что у меня теснит сердце…
– Читай, Денис, что же ты! – повысила голос Елизавета Николаевна.
И я встал поудобней и начал читать. И опять сквозь меня прошли эти странные чувства. Я старался только, чтобы голос у меня не дрожал.
– Стоп, стоп, довольно! – перебила меня Елизавета Николаевна. – Да, велик Пушкин, огромен! Ну-ка, Кораблев, теперь скажи-ка мне, что ты понял из этих стихов?
Эх, зачем она меня перебила! Ведь стихи были еще здесь, во мне, а она остановила меня на полном ходу. Я еще не опомнился! Поэтому я притворился, что не понял вопроса, и сказал:
– Что? Кто? Я?
– Да, ты. Ну-ка, что ты понял?
– Все, – сказал я. – Я понял все. Луна. Церковь. Тополя. Все спят.
– Ну… – недовольно протянула Елизавета Николаевна, – это ты немножко поверхностно понял… Надо глубже понимать. Не маленький. Ведь это Пушкин…
– А как, – спросил я, – как надо Пушкина понимать? – И я сделал недотепанное лицо.
– Ну давай по фразам, – с досадой сказала она. – Раз уж ты такой. «Тиха украинская ночь…» Как ты это понял?
– Я понял, что тихая ночь.
– Нет, – сказала Елизавета Николаевна. – Пойми же ты, что в словах «Тиха украинская ночь» удивительно тонко подмечено, что Украина находится в стороне от центра перемещения континентальных масс воздуха. Вот что тебе нужно понимать и знать, Кораблев! Договорились? Читай дальше!
– «Прозрачно небо», – сказал я, – небо, значит, прозрачное. Ясное. Прозрачное небо. Так и написано: «Небо прозрачно».
– Эх, Кораблев, Кораблев, – грустно и как-то безнадежно сказала Елизавета Николаевна. – Ну что ты, как попка, затвердил: «Прозрачно небо, прозрачно небо». Заладил. А ведь в этих двух словах скрыто огромное содержание. В этих двух, как бы ничего не значащих словах Пушкин рассказал нам, что количество выпадающих осадков в этом районе весьма незначительно, благодаря чему мы и можем наблюдать безоблачное небо. Теперь ты понимаешь, какова сила пушкинского таланта? Давай дальше.
Но мне уже почему-то не хотелось читать. Как-то все сразу надоело. И поэтому я наскоро пробормотал:
– А почему? – оживилась Елизавета Николаевна.
– Что почему? – сказал я.
– Почему он не хочет? – повторила она.