Был вежлив, не любил гордиться;И лишь тогда бывал сердит —Когда случалось рассердиться.Максим за пятерых едал,И более всего окрошку;И рот уж, верно, раскрывал —Когда в него совал он ложку.Он был кухмистер, господа,Такой, каких на свете мало, —И без яиц уж никогдаЕго яишниц не бывало.Красавиц восхищал МаксимГубами пухлыми своими;Они, бывало, все за ним —Когда гулял он перед ними.Максим жениться рассудил,Чтоб быть при случае рогатым;Но он до тех пор холост был —Пока не сделался женатым.Осьмое чудо был МаксимВ оригинале и портрете;Никто б не мог сравниться с ним —Когда б он был один на свете.Максим талантами блисталИ просвещения дарами;И вечно прозой сочинял —Когда не сочинял стихами.Он жизнь свободную любил,В деревню часто удалялся;Когда же он в деревне жил —То в городе не попадался.Всегда учтивость сохранял,Был обхождения простова;Когда он в обществе молчал —Тогда не говорил ни слова.Он бегло по складам читал,Читая, шевелил губами;Когда же книгу в руки брал —То вечно брал ее руками.Однажды бодро поскакалОн на коне по карусели,И тут себя он показал —Всем тем, кто на него смотрели.Ни от кого не трепетал,А к трусости не знал и следу;И вечно тех он побеждал —Над кем одерживал победу.Он жив еще и проживетНа свете, сколько сам рассудит;Когда ж, друзья, Максим умрет —Тогда он, верно, жив не будет.
Нам славит древность Амфиона:От струн его могущих звонаВоздвигся город сам собой…Правдоподобно, хоть и чудно.Что древнему поэту трудно?А нынче?.. Нынче век иной.И в наши бедственные летыНе только лирами поэтыНе строят новых городов,Но сами часто без домов,Богатым платят песнопеньемЗа скудный угол чердакаИ греются воображеньемВ виду пустого камелька.О Амфион! благоговею!