Важное и далеко идущее значение этой совместной декларации было совершенно очевидно. Уже один тот факт, что Соединенные Штаты, остававшиеся еще формально нейтральными, опубликовали подобную декларацию совместно с воюющей державой, был поразителен. Включение в нее упоминания об «окончательном уничтожении нацистской тирании» (это было заимствовано из фразы, имевшейся в моем первоначальном проекте) было равносильно вызову, который в обычное время повлек бы за собой военные действия. Наконец, не менее поразительной особенностью был реализм последнего параграфа, содержащего ясный и недвусмысленный намек на то, что после войны Соединенные Штаты будут разделять с нами управление миром до установления лучшего порядка.
Мы с президентом составили также совместное послание Сталину.
Плавание до Исландии прошло без каких-либо происшествий, хотя в одном месте нам пришлось изменить курс ввиду сообщения о том, что поблизости находятся немецкие подводные лодки. На этом участке пути наш эскорт состоял из двух американских эсминцев, на одном из которых был лейтенант Франклин Д. Рузвельт-младший, сын президента.
«Принс ов Уэлc» прибыл в Исландию утром в субботу 16 августа и бросил якорь в Хвальс-фиорде, откуда мы на эсминце отправились в Рейкьявик. Когда я прибыл в порт, большая толпа собравшихся оказала мне удивительно теплый и шумный прием, и дружеские приветствия повторялись повсюду, как только люди узнавали о нашем присутствии. Наивысшего подъема это изъявление чувств достигло при нашем отъезде во второй половине дня. Нас провожали такими криками и рукоплесканиями, какие, я уверен, редко слышались на улицах Рейкьявика.
Когда наступила темнота, мы отплыли, направляясь в Скапа-Флоу. На следующий день, 17 августа, мы встретились со смешанным караваном из 73 судов, направлявшимся в Англию. Все суда находились в полном порядке и в прекрасном состоянии после успешного плавания через Атлантический океан. Это было приятное зрелище. Мы прибыли в Скапа-Флоу без дальнейших происшествий рано утром 18 августа, а на следующий день я уже снова был в Лондоне.
Глава пятая
Наша помощь России
Прошло два месяца с начала боев на русском фронте. Немецкие армии нанесли ужасные удары, но теперь проявилась и другая сторона медали. Несмотря на понесенные страшные потери, русские продолжали упорно и стойко сопротивляться. Их солдаты стояли насмерть, а их армии обретали опыт и мастерство. За линиями немецких фронтов появились партизаны, которые повели жестокую войну против немцев, нарушая их коммуникации. Захваченная противником русская железнодорожная сеть оказалась непригодной; шоссейные дороги не выдерживали интенсивного движения немецкого транспорта, а двигаться без дорог после дождя было часто невозможно. Транспортные средства уже начинали изнашиваться. Оставалось едва три месяца до прихода страшной русской зимы. Может ли за это время быть взята Москва? А если она будет взята, то окажется ли этого достаточно? Вот в чем был роковой вопрос. Хотя Гитлер все еще находился в приподнятом настроении после победы под Киевом, немецкие генералы уже ясно могли ощущать, что их прежние дурные предчувствия оправдываются. В ходе операций на фронте, который сейчас стал решающим, произошла четырехнедельная задержка. Задача «уничтожения войск противника в Белоруссии», которая была поставлена перед центральной группой армий, все еще не была выполнена.
Но по мере того как наступала осень и приближался решающий кризис на русском фронте, советские требования к нам делались все более настойчивыми.
Лорд Бивербрук вернулся из Соединенных Штатов, где ему удалось еще больше стимулировать и без того уже мощные силы, содействовавшие огромному увеличению промышленного производства. Теперь он стал в военном кабинете поборником помощи России. Он оказал ценные услуги в этой области. Когда мы вспоминаем, каких трудов стоило нам подготовить сражение в Ливийской пустыне, наше глубокое беспокойство относительно Японии, которое бросало свою тень на все наши действия в Малайе и на Дальнем Востоке, а также о том, что все посылавшееся в Россию урывалось из того, что было жизненно необходимо Англии, становится ясно, как важно было, что кто-то столь ревностно отстаивал русские требования в наших высших военных кругах. Я старался сохранять в уме представление о надлежащих пропорциях и разделял свои тяготы с моими коллегами. Нам пришлось пойти на неприятный риск: поставить под удар свою собственную безопасность и свои планы ради нашего нового союзника — угрюмого, ворчливого, жадного и еще так недавно безразлично относившегося к тому, выживем мы или нет[34].
Возвращаясь на родину из Исландии, я решил, что после того, как Бивербрук и Аверелл Гарриман вернутся из Вашингтона и мы сможем изучить все перспективы нашего вооружения и снабжения, им следует отправиться в Москву и предложить там все, что мы можем выделить. Происходили длительные и мучительные обсуждения подробностей нашего совместного предложения от 16 августа. Военное, военно- морское министерства и министерство авиации восприняли это так, как будто бы с них живьем сдирали шкуру.
Тем не менее мы собрали сообща максимум того, что было в наших силах, и согласились на переадресование очень значительной доли необходимых нам самим американских поставок ради того, чтобы внести эффективный вклад в дело обороны Советов. 28 августа я предложил своим коллегам