Свод зала изящной параболой падал вниз, переходя в трубу коридора. В его нишах возвышались груды баллонов для сжатых газов, контейнеров, кольцевых парашютов, ящиков — все было свалено в беспорядке, как попало. Это меня удивило. Транспортер кончился у округлого расширенного коридора. Здесь господствовал еще больший беспорядок. Из-под груды жестяных банок растекалась лужа маслянистой жидкости. Неприятный сильный запах наполнял воздух. В разные стороны шли следы ботинок, четко отпечатавшихся и этой жидкости. Между жестянками, как бы выметенными из кабин, валялись витки белой телеграфной ленты, мятые листы бумаги и мусор. И снова загорелся зеленый указатель, направляя меня к средней двери. За ней был коридор, такой узкий, что а нем едва ли смогли бы разойтись два человека. Свет падал из выходящих в небо окон с чечевицеобразными стеклами. Еще одна дверь, выкрашенная в белые и зеленые квадратики. Она была приоткрыта. Я вошел внутрь.
Полукруглая кабина имела одно большое панорамное окно. В нем горело затянутое дымкой небо. Внизу безмолвно перекатывались бурые холмы волн. В стенках было много открытых шкафчиков. Их наполняли инструменты, книги, склянки с засохшим осадком, запыленные термосы. На грязном полу стояло пять или шесть механических подвижных столиков, между ними несколько кресел, бесформенных, так как из них был выпущен воздух. Только одно было надуто. В нем сидел маленький изнуренный человек с лицом, обожженным солнцем. Кожа клочьями слезала у него с носа и щек. Я узнал его. Это был Снаут, заместитель Гибаряна, кибернетик. В свое время он напечатал несколько совершенно оригинальных статей в соляристическом альманахе. Раньше я его не видел. На нем была рубашка-сетка, сквозь ячейки которой торчали седые волоски, росшие на плоской груди, и когда-то белые, запачканные на коленях, сожженные реактивами полотняные штаны с многочисленными карманами. В руке он держал пластмассовую грушу, из каких пьют на космических кораблях, лишенных искусственной гравитации. Он посмотрел на меня, как бы пораженный ослепительным светом. Груша выпала из его ослабевших пальцев и запрыгала по полу, как мячик. Из нее вылилось немного прозрачной жидкости. Постепенно вся кровь отхлынула от его лица. Я был слишком поражен, чтобы что-нибудь сказать, и эта безмолвная сцена продолжалась до тех пор, пока мне каким то непонятным способом не передался его страх.
Я сделал шаг. Он скорчился в кресле.
— Снаут, — прошептал я.
Он вздрогнул, как будто его ударили. Глядя на меня с неописуемым отвращением, прохрипел:
— Не знаю тебя, не знаю тебя, чего ты хочешь?..
Разлитая жидкость быстро испарялась. Я почувствовал запах алкоголя. Он пил? Выл пьян? Но почему он так боялся? Я все еще стоял посреди кабины. Ноги у меня обмякли, а уши были как будто заткнуты ватой. Давление пола под ногами я воспринимал как что-то не совсем надежное За выгнутым стеклом окна мерно колебался океан.
Снаут не спускал с меня налитых кровью глаз. Страх уходил с его лица, но не исчезло с него невыразимое отвращение.
— Что с тобой?.. — сказал он тихо. — Ага. Будешь заботиться, да? Но почему обо мне? Я тебя не знаю.
— Где Гибарян? — спросил я.
На секунду Снаут потерял дыхание. Его глаза снова стали стеклянными. В них вспыхнула какая-то искра и тотчас угасла.
— Ги… Гиба… — пролепетал он. — Нет!!!
Он затрясся в беззвучном идиотском смехе и затих.
— Ты пришел к Гибаряну? — Это было сказано почти спокойно. — К Гибаряну? Что ты хочешь с ним делать?
Он смотрел на меня так, как будто я перестал быть для него опасным. В его словах, а еще больше в тоне было что то ненавидяще-оскорбительное.
— Что ты городишь?.. — пробормотал я, ошарашенный. — Где он?
Он остолбенел:
— Ты не знаешь?..
«Он пьян, — подумал я, — пьян до невменяемости». Меня охватил растущий гнев. Мне, конечно, нужно было уйти, но мое терпение лопнуло.
— Приди в себя, — прикрикнул я. — Откуда я могу это знать, если только что прилетел! Что с тобой делается, Снаут?!!
У него отвалилась челюсть. Он снова на мгновение задохнулся. Быстрый блеск появился в его глазах. Трясущимися руками он вцепился в ручки кресла и с трудом, так что затрещали суставы, встал.
— Что? — сказал он, трезвея на глазах. — Прилетел? Откуда прилетел?
— С Земли, — ответил я зло. — Может, ты слышал о ней? Похоже, что нет!
— С Зе… Великое небо!.. Так ты — Кельвин?
— Да. Что ты так смотришь? Что в этом удивительного?
— Ничего, — ответил он, быстро моргая глазами. — Ничего.
Он потер лоб.
— Извини меня, Кельвин. Это так, знаешь, просто от внезапности. Не ожидал.
— Как не ожидал? Ведь вы получили сообщение несколько месяцев назад, а Моддард радировал еще раз сегодня с борта «Прометея»…
— Да. Да… Конечно, только, видишь ли, здесь у нас некоторый… беспорядок…
— Вижу, — сказал я сухо. — Трудно этого не видеть.
Снаут обошел вокруг меня, осматривая мой скафандр, самый обычный скафандр на свете с упряжью проводов и кабелей на груди. Несколько раз откашлялся. Потрогал Свой костистый нос.
— Может, хочешь принять ванну?.. Это тебя освежит. Голубые двери на противоположной стороне.
— Спасибо. Я знаю планировку Станции.
— Может, ты голоден?..
— Нет. Где Гибарян?
Он подошел к окну, будто не слышал моего вопроса. Со спины он выглядел значительно старше. Коротко остриженные волосы были седыми, шея, сожженная солнцем иссечена морщинами, глубокими, как шрамы. За окном поблескивали огромные хребты волн, как будто океан застывал. Когда смотришь туда, появляется впечатление, что Станция двигается немного боком, как бы соскальзывая с невидимого основания. Потом она возвращалась в нормальное положение и снова, лениво наклоняясь, шла в другую сторону. Но это, очевидно, был обман зрения. Хлопья слизистой пены цвета крови собирались в провалах между волнами. Через мгновение я почувствовал тошноту.
— Слушай… — неожиданно начал Снаут. — Пока только я… — Он обернулся. Нервно потер руки. — Тебе придется довольствоваться моим обществом. Пока. Называй меня Хорек. Ты знаешь меня только по фото, но это ничего, меня так все называют. Боюсь, что тут ничего не поделаешь.
— Где Гибарян? — упрямо спросил я.
Он заморгал.
— Мне очень жаль, что я тебя так принял. Это… не только моя вина. Совсем забыл, тут столько произошло, знаешь…
— Да брось, все в порядке, — ответил я. — Оставь это. Так что же все-таки с Гибаряном? Его нет на Станции? Он куда-нибудь улетел?
— Нет, — ответил Снаут, глядя в угол, заставленный катушками кабеля.
— Он никуда не полетел. И не полетит. Потому что он…
— Что? — спросил я. У меня снова как будто заложило уши, и я стал хуже слышать. — Что ты хочешь сказать? Где он?
— Ты уже знаешь, — сказал Снаут совершенно другим тоном.
Он холодно смотрел мне а глаза. По коже у меня побежали мурашки. Может быть, Снаут и был пьян, но он знал, что говорит.
— Но ведь не произошло же?..
— Произошло.
— Несчастный случай?
