— Да, я буду делать все, что ты захочешь. Только не отдавай меня в приют.
— Хорошо, не отдам, но с условием, что ты сейчас же заснешь. Я не хочу, чтобы Жером, вернувшись, увидел, что ты не спишь.
Крепко поцеловав, она повернула меня лицом к стене. Я очень хотел заснуть, но был настолько потрясен и взволнован, что долго не мог успокоиться.
Значит, матушка Барберен, такая добрая и ласковая, не была моей родной матерью! Но тогда кто же моя настоящая мать? Еще лучше и нежнее? Нет, это невозможно.
Зато я очень хорошо понял и почувствовал, что родной отец не мог быть таким жестоким, как Барберен, не мог смотреть на меня такими злыми глазами и замахиваться на меня палкой. Он хочет отдать меня в приют! Я знал, что такое приют, и видел приютских детей, на шее у них висела металлическая пластинка с номерком, они были грязны, плохо одеты, над ними смеялись, их преследовали и дразнили А я не хотел быть ребенком с номерком на шее, я не хотел, чтобы за мною бегали с криками: «Приютский, приютский!» От одной этой мысли меня бросало в дрожь и начинали стучать зубы.
К счастью, Барберен вернулся не так скоро, как обещал и я заснул раньше его прихода.
ГЛАВА III. ТРУППА СИНЬОРА ВИТАЛИСА
Всю ночь я находился под впечатлением перенесенного мной горя. Проснувшись, я первым делом ощупал свою постель и огляделся вокруг, желая убедиться в том, что меня никуда не унесли.
Барберен молчал, и я стал надеяться, что матушка уговорила его оставить меня у них.
Однако в полдень Барберен велел мне надеть фуражку и идти с ним. Я с испугом посмотрел на матушку, умоляя ее о помощи Она украдкой сделала мне знак, что бояться нечего. Тогда ничего не возразив, я пошел следом за Барбереном.
От нашего дома до деревни не меньше часа ходьбы. В продолжение этого часа Барберен, ничего не говоря, тихо шел впереди, время от времени оборачиваясь, чтобы посмотреть, иду ли я за ним.
Куда он меня вел? Сильно обеспокоенный, я стал думать, как бы избежать угрожающей мне опасности. Поэтому я начал отставать, решив спрятаться от Барберена в ближайшей канаве. Но Барберен отгадал мое намерение: он взял меня за руку и заставил идти рядом с ним. Так мы и вошли в деревню. Встречные оборачивались и с любопытством смотрели на нас, потому что у меня был вид злой собаки, которую тянут на поводке. Когда мы проходили мимо харчевни, стоявший на пороге хозяин окликнул Барберена и пригласил его войти. Барберен взял меня за ухо и, пропустив вперед, закрыл за собою дверь.
Я успокоился: деревенская харчевня отнюдь не пугала меня. Наоборот, мне уже давно хотелось в ней побывать. Не раз проходя мимо дверей, я слышал, как из харчевни раздавались крики и песни, от которых дрожали стекла. Что там делали? Что происходило за этими красными занавесками? Теперь я это узнаю!
Барберен уселся за стол вместе с хозяином, а я поместился возле очага и стал смотреть по сторонам.
В противоположном от меня углу сидел старик с большой белой бородой, одетый в такой странный костюм, какого я еще никогда не видывал. На голове у него была высокая фетровая шляпа с зелеными и красными перьями, из-под которой спускались на плечи длинные пряди волос. Меховая безрукавка из овчины плотно облегала его фигуру. Шерстяные чулки доходили почти до колен и были крест-накрест перевязаны красными лентами. Он неподвижно сидел на стуле, опершись подбородком на правую руку, и был похож на деревянную статую. Под его стулом лежали и грелись два пуделя: белый и черный, и маленькая серая собачка с лукавой, ласковой мордочкой. На белом пуделе было надето старенькое кепи полицейского, державшееся под подбородком на кожаном ремешке.
В то время как я с любопытством рассматривал старика, Барберен и хозяин харчевни разговаривали вполголоса. Я понимал, что речь шла обо мне.
Барберен рассказал ему, что пришел в деревню для того, чтобы просить мэра выхлопотать из приюта пособие на мое содержание. Значит, матушка Барберен кое-чего добилась, и я тотчас же сообразил, что если Барберен будет получать пособие, мне нечего будет бояться, что меня отдадут в приют. Старик, казалось, не слушал их разговора, но вдруг он протянул по направлению ко мне правую руку и, обращаясь к Барберену, спросил:
— Так этот мальчик вам в тягость?
— Да!
— И вы думаете, что администрация приюта согласится платить вам за его содержание?
— Черт возьми, но раз у него нет родителей, а я кормлю его и одеваю, должен же кто-нибудь платить мне за него! По-моему, это справедливо.
— Не возражаю. А вы уверены, что всегда делается то, что справедливо?
— Конечно, нет.
— Поэтому-то вы никогда и не получите денежного пособия, о котором хлопочете.
— Тогда он отправится в приют. Нет такого закона, чтобы заставить меня держать его, раз я этого не хочу.
— Вы в свое время согласились взять ребенка — значит, приняли на себя обязательство его содержать.
— Ну, а я его держать не намерен и так или иначе от него отделаюсь.
— Мне кажется, я могу вам указать средство отделаться от него и притом кое-что заработать, — сказал старик после минутного размышления.
— Укажите мне это средство, и я поставлю вам бутылочку с величайшей охотой.
— Заказывайте бутылку. Ваше дело в шляпе.
— Наверняка?
— Наверняка!
Старик поднялся со своего места и уселся напротив Барберена. В тот момент, когда он встал со стула, его овчина как-то странно оттопырилась, словно под левой его рукой находилось какое-то живое существо.
— Вы хотите, чтобы этот ребенок не ел больше вашего хлеба или чтобы его содержание вам оплачивалось, не так ли? — спросил он.
— Правильно, потому что…
— Почему вы этого желаете, меня совсем не интересует. Мне достаточно знать только то, что вы не хотите держать у себя ребенка. Если это так — отдайте его мне, я буду его содержать.
— Отдать его вам?
— Ну да, черт возьми! Ведь вы же хотите от него отделаться?
— Отдать вам ребенка, такого милого, славного мальчика? Посмотрите-ка на него.
— Я его видел.
— Реми, подойди сюда!
Дрожа от страха, я приблизился к столу.
— Полно, не бойся, малыш! — произнес старик.
— Ну, смотрите, — продолжал Барберен.
— Разве я говорю, что мальчик некрасив? Я вовсе не желаю иметь урода.
— Ах, если бы он был уродом с двумя головами или хотя бы карликом…
— Тогда бы вы не думали об отправке его в приют. Вы прекрасно знаете, что урод — это ценность, из которой можно извлечь большую выгоду. Но этот мальчик не карлик и не урод, он вполне нормален и потому ни на что не годен.
— Как ни на что? Он может работать.
— Нет, такой ребенок не годится для сельских работ. Поставьте его за плуг — и вы увидите, долго ли
