голубого озера и на склонах местных гор, госпожу Миллиган, Артура и Лизу. Мы пришли как раз вовремя: в кармане у нас оставалось всего три су, а на башмаках отваливались подметки.
Но Вевэ совсем не такая маленькая деревушка, как мы воображали. Это город, и довольно большой город, потому что к нему прилегают еще многочисленные селения и предместья, составляющие с ним одно целое.
Мы очень скоро поняли, что бесполезно спрашивать, где живет госпожа Миллиган или просто «англичанка с больным сыном и немой девочкой». Город Вевэ и берега озера кишат англичанами и англичанками не меньше, чем курорты в окрестностях Лондона. Всего лучше самим продолжать поиски. Для нас это было нетрудно — нужно было только играть и петь наши песенки на всех улицах.
За один день мы обошли Вевэ, но никаких признаков госпожи Миллиган не нашли.
На следующий день мы продолжали поиски уже в окрестностях Вевэ. Мы шли наугад прямо по дорогам и играли под окнами домов, не обращая внимания на то, открыты эти окна или закрыты. Вечером мы вернулись ни с чем, хотя побывали почти всюду, осматривали все вокруг и по временам расспрашивали людей, которые казались нам симпатичными.
В этот день мы дважды обрадовались понапрасну. Один раз нам ответили, что прекрасно знают англичанку, о которой мы спрашиваем, только не знают ее фамилии, и послали нас в домик, выстроенный в горах; в другой раз уверили, что наша англичанка живет на берегу озера. Действительно, и на берегу озера и в горах жили англичанки но и та и другая оказались совсем не госпожой Миллиган.
Старательно обыскав окрестности Вевэ, мы пошли в сторону Клерана и Монтре, огорченные, но не потерявшие надежду. То, что не удалось нам сегодня, несомненно, удастся завтра Мы шли по проезжим дорогам, окаймленным с обеих сторон зелеными изгородями; по тропинкам, вьющимся среди виноградников и фруктовых садов; по тенистым дорожкам с огромными каштановыми деревьями, где под густой листвой, не пропускавшей воздуха и света, не росло ничего, кроме бархатистого мха. На каждом шагу встречались железные решетки или деревянные заборы, а за ними виднелись посыпанные песком дорожки и лужайки с цветочными клумбами и кустами. Вдали, среди зелени, стояли увитые вьющимися растениями красивые дома или нарядные дачи. Почти в каждом саду был просвет между деревьями или кустами, откуда открывался вид на сверкающее озеро, окаймленное темными горами.
Нам приходилось играть и петь очень громко, чтобы нас услышали те, кто жил в этих дачах, и к вечеру мы совсем выбивались из сил.
Однажды днем мы пели посреди улицы, перед решеткой одного сада; за ним возвышалась стена, на которую мы не обратили никакого внимания. Я пел во все горло первый куплет моей неаполитанской песенки и только хотел продолжать, как вдруг мы услыхали позади нас, за стеной, крик, а затем какой-то странный и слабый голос запел второй куплет.
— Кто бы это мог быть?
— Артур? — предположил Маттиа.
Нет, не Артур, это не его голос. А между тем Капи проявлял все признаки радости, визжал и прыгал на стену.
Не в состоянии сдержать себя, я крикнул:
— Кто там поет?
Незнакомый голос произнес:
— Реми!
Мое имя вместо ответа! Мы с Маттиа изумленно переглянулись.
Пока мы стояли в недоумении друг против друга, я заметил у конца стены, там, где начиналась изгородь, белый платочек, развевавшийся по ветру Мы бросились туда.
Подбежав к изгороди, мы увидели, что размахивает этим платочком Лиза.
Наконец-то мы нашли ее, а вместе с ней госпожу Миллиган и Артура! Но кто же пел? С этим вопросом мы с Маттиа одновременно обратились к Лизе, как только обрели дар слова.
— Я, — ответила она.
Лиза пела! Лиза говорила!
Правда, я тысячу раз слышал о том, что Лиза когда-нибудь заговорит и что, вероятно, это произойдет после сильного душевного потрясения. Но я не верил в такую возможность.
Однако чудо совершилось. Оно совершилось тогда, когда она услышала мое пение, когда узнала, что я вернулся к ней, в то время как она считала меня навсегда потерянным. Радость вернула ей дар речи. Я был настолько взволнован этой мыслью, что должен был схватиться рукой за изгородь, чтобы не упасть.
Но сейчас было не время предаваться своим чувствам.
— Где госпожа Миллиган и где Артур? — спросил я.
Лиза пошевелила губами, пытаясь ответить, но не могла ничего произнести.
Тогда, чтобы мы скорее поняли ее, она принялась объяснять знаками. Язык еще плохо повиновался ей. Я следил глазами за ее объяснениями.
Вдруг на повороте тенистой аллеи показалась колясочка, которую вез слуга. В этой колясочке лежал Артур, сзади него шла его мать и… я высунулся вперед, чтобы лучше разглядеть… Джеймс Миллиган! Мгновенно я спрятался за изгородь и приказал Маттиа сделать то же самое, совсем забыв, что Джеймс Миллиган не знал Маттиа. Когда первый испуг прошел, я подумал, что Лиза, вероятно, поражена нашим внезапным исчезновением. Немного приподнявшись, я сказал ей вполголоса:
— Не надо, чтобы Джеймс Миллиган видел меня, а то он вернет меня в Англию.
Лиза испуганно подняла руки.
— Не жестикулируй, — продолжал я, — и ничего не говори о нас. Завтра в девять часов утра мы снова придем сюда. Постарайся быть одна, а теперь уходи.
Она медлила.
— Уходи же, прошу тебя! Иначе ты меня погубишь! Мы скрылись за стеной, бегом добрались до виноградников, где и спрятались. Когда наша радость несколько стихла, мы смогли поговорить.
— Знаешь, — заявил Маттиа, — я вовсе не намерен ждать до завтра, чтобы увидеться с госпожой Миллиган. За это время Джеймс Миллиган может убить Артура. Я сейчас же пойду к ней и скажу ей… все, что мы знаем. Раз Джеймс Миллиган никогда не видел меня, нам нечего опасаться. Пусть госпожа Миллиган сама решит, как нам следует поступить.
Я согласился с Маттиа и отпустил его, условившись встретиться с ним под каштановыми деревьями, находившимися неподалеку. Там я смогу спрятаться, если, паче чаяния, внезапно появится Джеймс Миллиган.
Я очень долго ждал возвращения Маттиа, лежа на мху, и тысячу раз спрашивал себя, правильно ли мы поступили. Наконец он появился вместе с госпожой Миллиган.
Я подбежал к ней, а она обняла меня и, наклонившись, нежно поцеловала в лоб.
Она целовала меня второй раз в жизни, но мне показалось, что в первый раз она не сжимала меня так крепко в своих объятиях.
— Бедный мальчик! — проговорила она.
Затем она отодвинула рукой со лба мои волосы и долго смотрела на меня.
— Да, да… — прошептала она.
Эти слова, по-видимому, отвечали каким-то ее тайным мыслям, но я был настолько взволнован, что не мог их понять. Я чувствовал нежность госпожи Миллиган, видел ее ласковые глаза и был слишком счастлив, чтобы думать о чем-нибудь, кроме настоящего момента.
— Дитя мое, — сказала она, не сводя с меня глаз, — твой товарищ сообщил мне очень важные вещи. Прошу тебя также рассказать мне о твоем приезде в семью Дрискол и о приходе к ним Джеймса Миллигана.
Я подробно рассказал все, о чем меня просила госпожа Миллиган. Она прерывала меня только несколько раз, для того чтобы уточнить некоторые подробности. Никогда никто не выслушивал меня с таким вниманием. Она не сводила с меня глаз.
Когда я кончил, она довольно долго молчала, продолжая смотреть на меня, и наконец сказала:
