Позднее Асканий ввел эти игры, опоясав стеной Альбу Лонгу, и завещал их древним латинам. Их и доныне справляют в честь прародителя в Риме.
Скитания чужды женскому естеству. Девкалион {105}, воссоздавая по воле богов после потопа человеческий род, говорят, выбирал для мужей острые камни, потоком снесенные с гор, а Пирра вырывала для женщин голыши, вросшие в землю. С той поры, если какая беда заставляет женщин покинуть жилище, они стремятся как можно скорее осесть на земле и привязать к ней искусством, какое им даровала природа, мужей, сыновей и отцов.
Не пригласил Эней женщин на игры. Оставшись у кораблей, они решили оплакать Анхиза. И как это нередко бывает, стенания об умершем перешли незаметно в жалобы о себе. Глядя на бесконечное море, жены сокрушенно вздыхали:
– Горькая наша судьбина! Сколько еще придется терпеть нам невзгод, словно бродягам морским? Когда же у нас будет дом, прочно стоящий, а не гонимый ветрами?
Тогда показалась старица в черном и, втесавшись в круг матерей дарданских, заговорила со страстью, для лет ее неподходящей. Узнали в ней жены Берою, вдову Дорикла. На корабле она оставалась, больная.
– Подруги! Боги вернули мне силы, чтобы я могла дать вам совет. Семь лет миновало, как мы покинули берег отчизны. Все это время мы настигаем нам обещанный берег, но он ускользает. Зачем нам участвовать в этом? Ведь мы не дети и не рабыни. Среди вас немало женщин, которые, как и я, могут гордиться знатностью рода. Пусть нам объяснят, чем этот берег хуже других. Ведь не случайно выбрал его наш земляк Эрикс и нас дружески встретил Акест! Почему бы здесь, где похоронен Анхиз, не построить новую Трою? Кротостью мы ничего не добьемся! Возьмем спасенье мужей в наши слабые руки. Если сжечь корабли, придет скитаньям конец.
Сказав это, Бероя выхватила головню из костра и метнула ее в ближайший корабль. И не промахнулась.
Старица Пирго, кормилица царского дома, разгадала обман:
– Не верьте ей, сестры! Не Бероя она! На лице ее знаки божественной красоты, а речь вдохновенна. Я лишь недавно ушла от захворавшей Берои. Горько она сожалела, что ей не удастся почтить манов Анхиза. Не добраться бы сюда Берое одной.
Но в это время вспыхнула и охватила полнеба радуга. Охваченные безумием, женщины ринулись к алтарям и, выхватывая головни и горячие ветви, стали кидать их в корабли. Мнимая Бероя, воспользовавшись суматохой, растворилась в воздухе. Ее образ приняла враждебная Энею Юнона.
Увидев из лагеря языки пламени и столбы дыма, Асканий решил, что напали враги. Собрав несколько юношей и вооружившись, он бросился к берегу. Навстречу бежали перепуганные пламенем и ощущением вины троянки. Поняв, что произошло, Асканий преградил им дорогу.
– Остановитесь! Это я, Асканий! – Он скинул шлем и бросил его себе под ноги. – Что вы наделали?
Образовав цепочку, мужчины передавали друг другу пифосы, стараясь усмирить огонь водой. Но пламя тлело под намокшей древесиной и в пакле. Лишились бы троянцы всех кораблей до одного, если бы с неба не ударил внезапно гром, сотрясая равнины и горы Тринакрии. Струями захлестал дождь, наполняя каюты и трюмы. Спасти всю флотилию не удалось. От четырех кораблей остались лишь головешки да медная обшивка носов.
Эней сидел в горестном раздумье, когда к нему подошел старец Навт, жрец Афины Паллады. Утешая вождя, он сказал:
– Богорожденный! Порой нам кажется, что, приняв решение, мы идем, а нас судьбы влекут. И противиться им невозможно. Рок победить удается, лишь отдавшись ему. Имеется друг у тебя – троянец Акест. Передай ему всех, кто стал помехой в пути к цели, – старцев, согбенных годами, матерей, уставших от моря. Пусть для них в Тринакрии будет воздвигнут город, носящий имя Акеста.
Тем временем ночь на черной своей колеснице заполонила небо. Из мрака возник образ Анхиза и предстал перед Энеем. И услышал он милый сердцу отцовский голос:
– Сын мой, бывший мне жизни дороже, покуда был жив! К тебе, в чьих руках судьба нашей Трои, я послан Юпитером, исполненным жалостью к тевкрам. Он ведь спас корабли, защитив их влагой небесной от пламени. Следуй совету Навта, мудрого старца: отбери из троянцев юношей, крепких телом и духом, могущих вынести тяготы странствий и битв. С ними в Италию мчись. Там тебе предстоит сломить суровое дикое племя. Но перед тем Аверн посети и через него проникни в глубины подземного мрачного царства, чтобы меня отыскать. В элизии светлом, селении праведных душ, я обитаю. Путь тебе укажет Сивилла, пожертвовав черных овец. Я тебе покажу весь род твой и город, который возвысит его. Пока же прости, что тебя покидаю: восток повеял влажным дыханием буйных коней нового дня.
Так он сказал, растворяясь в воздухе легком.
Жертвы богам принеся, Эней на ноги поднял друзей и передал им повеленье родительской тени. Акест, его здесь принявший, решил остаться в Тринакрии и возглавить тех, чьи помыслы чужды великой славы и кто страшится испытаний.
И тотчас нашлась работа для всех. Юношам на кораблях пришлось заменять обгоревшие бревна, строгать весла, ладить канаты. Готовых взойти на суда оказалось немного, но их доблесть умножила силу. Для решивших остаться Эней запряг белых быков и обвел сошником городскую черту {106}, наметив, где Илиону быть, где Трое стоять {107}, где Форум разбить. Акест же, созвав старейшин, объявил им законы. На вершине Эрикса, что вздымается к звездам, на виду у могилы Анхиза, был заложен храм Идалийской Венеры {108} с рощей священной вокруг.
В душу Энея, объятую тревогой, входит нежданная радость. Продолжением ее стали команда его «В путь!», движенье на кораблях, шум голосов, скрежет донных камней, трущихся о борта. Немедленно были подняты мачты. Ветер-союзник на парусах морщины разгладил. Тронулась стая судов. Летел впереди корабль Энея. Палинур стоял за кормилом {110}.
Влажная ночь на небе почти достигала срединной меты. Гребцы, подняв весла, прилегли на жестких сиденьях. И тогда с эфирных высот Сон соскользнул, сумрак развеял, тени рассеял. Приняв облик Форбанта {111}, он на высокий выступ кормы опустился, и Палинур, ни в чем не повинный, жертвою стал наважденья.
