поражение не убедило плебеев помочь отечеству, ибо главными своими врагами они считали патрициев.
В этих условиях в сенате созрело решение назначить диктатора. Лучшей кандидатурой сенаторы сочли Луция Квинкция Цинцинната, которого один из ораторов назвал «последней надеждой римского государства». К нему была отряжена депутация.
Послы еще издали заметили обнаженного старца, шагающего за плугом. Пахарь также увидел послов и остановил быков.
Когда послы приблизились, Цинциннат поклонился им и спросил, какие дела заставили их покинуть курию.
– Есть одно дело, – ответил глава посольства. – Только непозволительно сообщать его тебе, пока ты в таком виде.
Цинциннат обернулся в сторону своей лачуги и, приложив к губам ладони, крикнул:
– Рацилия! Tory!
Пока жена выполняла его просьбу, Цинциннат отер тыльной стороной ладони пот со лба, запустил пальцы в седые волосы и придал им некое подобие порядка, стряхнул с груди песчинки. Наконец жена принесла тогу, и Цинциннат завернул в нее свое тощее голое тело.
Он выпрямился и, если бы не босые, испачканные в земле ноги, ничем внешне не отличался от тех, кто к нему пришел.
– Дело, которое нас привело к тебе, Луций Квинкций Цинциннат, таково! – торжественно произнес посланец. – На легионы консула Минуция напали эквы и осадили его. К эквам присоединились сабиняне. Поэтому сенат объявил чрезвычайное положение. Я и все, кто со мной, приветствуем тебя как диктатора. Твои двадцать четыре ликтора ожидают тебя у Карментальских ворот.
К полудню, переправившись через Тибр, Цинциннат вступил в Рим. Его встретили трое сыновей, друзья и родственники. Шествующий в окружении этих людей вслед за ликторами старец привлек внимание плебеев, столпившихся по обе стороны мостовой. Лица плебеев были озабочены. Что можно ожидать от человека, наделенного такой неимоверной властью, да еще отца ненавистного Цезона? В ближайшую ночь никто из плебеев не смог от волнения уснуть.
Диктатор явился на следующее утро на Форум и первым делом назначил своим помощником обедневшего патриция Луция Тарквиция. Он получил титул начальника конницы, хотя из-за нехватки средств, необходимых для покупки коня, всю жизнь прослужил пехотинцем. На Форуме в это время квесторы начали разбирательство какого-то дела. Не заинтересовавшись, кого судят и за что, Цинциннат остановил судопроизводство. Луция Тарквиция он отправил к лавкам, чтобы их закрыть, и вообще распорядился о прекращении в городе всякой частной деятельности, отвлекавшей граждан от подготовки к военным действиям. После этого диктатор приказал военнообязанным собраться на Марсовом поле, взяв с собой провизии на пять дней.
Зная, что за невыполнение приказа диктатор имеет право казнить без суда, плебеи явились из страха, патриции же пришли с величайшей готовностью. С заходом солнца войско покинуло Рим и к рассвету оказалось у вражеского лагеря.
– Сложить багаж! – скомандовал Цинциннат. – И подготовиться к штурму городской крепости!
Подбадривая себя криками, римляне к утру выполнили этот приказ диктатора. Но вскоре за их спинами послышались приветственные возгласы. Это явился им на помощь консул Минуций с войском. Видя это, осажденные попросили пощады.
Цинциннат приказал им сложить оружие, когда же это было сделано, послал ликторов заковать в цепи вражеского предводителя и его ближайших помощников. Затем другие ликторы воткнули в землю копья таким образом, что образовали узкие отверстия, через которые едва можно было проползти.
– Вот, – сказал диктатор побежденным. – Крови я вашей не жажду, но со всем, что на вас, придется расстаться. Раздевайтесь и убирайтесь вон!
Под хохот римлян обнаженные пленники стали проползать между копьями. Особенно тяжко пришлось тем, кто был в теле: им пришлось протискиваться.
После этого диктатор роздал одежду и украшения своим воинам, а воинам консула Минуция сказал:
– Вы не заслужили добычи, отнятой у врага, ибо едва сами не стали добычей. Тебя же, Минуций, я лишаю консульской власти. Ты останешься при своих легионах как легат.
Гонец возвестил народу о победе, и другой консул, Квинт, открыл заседание сената, принявшего решение войти войску в город с триумфом и в том же порядке, в каком он его покинул. Перед колесницей Цинцинната провели вражеских предводителей, пронесли знамена эквов. Далее шли воины. Их ждало пиршество: перед каждым домом было выставлено богатое угощение.
Плебеям диктатор мстить не стал, покарав лишь Марка Вольсция, лжесвидетельствовавшего против Цезона: он был изгнан из Рима. Через шестнадцать дней после вступления в должность Цинциннат сложил с себя полномочия и возвратился к своему участку и к своим волам.
Глава 2 Децемвиры
Жила в кромешном мраке Рома,
Вершила судьбы кулаком,
Покуда, как небесным громом,
Не осенил ее Закон.
На форум вышли децемвиры.
Звучала древняя латынь,
Еще не ведомая миру,
Чтоб стать святыней из святынь.
В мире городских общин-полисов писаный закон играл роль, сходную с их фортификацией. Стены и рвы оберегали вновь возникшие города, защищая их материальное и духовное достояние от волн враждебного племенного мира. Закон на том же ограниченном и освященном религией пространстве оберегал мирное состояние гражданского коллектива, разделенного на враждующие группы (сословия), охранял основу основ нарождающегося гражданского общества от преступных элементов, гарантируя обществу столь важную для его существования стабильность. Суровы были законы железного века, но без них непредставим поражающий нас через тысячелетия высочайший уровень средиземноморской культуры.
Возникновение закона как важнейшая историческая веха повсеместно становилось предметом преданий, героями которых были законодатели. У древних евреев – это царь Соломон, вершащий суровый, но справедливый суд. У греков Южной Италии – это Залевк, не то пастух, не то философ, с помощью законов добившийся неизменности государственных порядков. Рассказывали, что один из его законов предусматривал необходимость для каждого, желающего внести какое-либо предложение о переменах в общественной жизни, являться на собрание с петлей на шее, чтобы в случае непринятия законопроекта быть повешенным. В этой легенде заложен страх перед анархией, хуже которой может быть лишь анархия. О древнейшем афинском законодателе Драконте говорили, что он произвел запись законов кровью (не уточняется чьей) и мало-мальские нарушения порядка и прав собственности карал смертью.
Рим вступил на историческую арену позднее Иерусалима, Афин, полисов Великой Греции. В Риме писаные законы появились лишь в середине V в. до н. э. Героями римского мифа о рождении законов стали децемвиры – десять выбранных лиц, наделенных чрезвычайными полномочиями. Десять имен. Коллектив теней, о которых как о законодателях практически ничего не известно. Только одна фигура силой воображения одного из поздних римских историков приобрела некое подобие биографии – Аппий Клавдий,
