А молча, сознавая, носит Твое могучее зерно, Кто дышит с равным напряженьем, — Того, безмолвна, посети, Повея полным примиреньем, Ему предстань за сновиденьем И тихо вежды опусти. Конец 1856 или начало 1857
«Целый заставила день меня промечтать ты сегодня…»
Целый заставила день меня промечтать ты сегодня: Только забудусь — опять ты предо мною в саду. Если очнусь, застаю у себя на устах я улыбку; Вновь позабудусь — и вновь листья в глазах да цветы, И у суровой коры наклоненного старого клена, Милая дева-дитя, в белом ты чинно сидишь. Да, ты ребенок еще; но сколько любви благодатной Светит в лазурных очах мальчику злому вослед! Златоволосый, как ты, на твоих он играет коленях, В вожжи твой пояс цветной силясь, шалун, обратить. Крепко сжимая концы ленты одною ручонкой, Веткой левкоя тебя хочет ударить другой. Полно, шалун! Ты сронил диадиму с румяной головки; Толстою прядью скользя, вся развернулась коса. Цвет изумительный: точно опала и бронзы слиянье Иль назревающей ржи колос слегка-золотой. О Афродита! Не твой ли здесь шутит кудрявый упрямец? Долго недаром вокруг белый порхал мотылек; Мне еще памятен образ Амура и нежной Психеи! Душу мою ты в свой мир светлый опять унесла. 1857
Смотри, — синея друг за другом, Каким широким полукругом Уходят правнуки твои! Зачем же тенью благотворной Всё кружишь ты, старик упорный, По рубежам родной земли? Когда ж неведомым страданьям, Когда жестоким испытаньям Придет медлительный конец? Иль вечно понапрасну годы Рукой суровой непогоды Упрямый щиплют твой венец? И под изрытою корою Ты полон силой молодою. Так старый витязь, сверстник твой, Не остывал душой с годами Под иззубренною мечами, Давно заржавленной броней. Всё дальше, дальше с каждым годом Вокруг тебя незримым ходом Ползет простор твоих корней, И, в их кривые промежутки Гнездясь, с пригорка незабудки Глядят смелее в даль степей. Когда же, вод взломав оковы, Весенний ветр несет в дубровы Твои поблеклые листы, С ним вести на простор широкий, Что жив их пращур одинокий, Ко внукам посылаешь ты. 1856
Италия, ты сердцу солгала! Как долго я в душе тебя лелеял, —