полковник-то ему шиш». — «Но я ничего такого и не думал, полковник!» — выкрикнул Уош и тут же спохватился при звуке собственного голоса, быстро оглянулся и встретил вопросительный взгляд внучки.
— С кем это ты? — спросила она.
— Ничего, это я так. Задумался просто и сам не заметил, что вслух говорю.
Лицо ее опять становилось плохо различимо — неясное, хмурое пятно в сумраке дома.
— Небось, — сказала она. — Небось, погромче бы крикнуть пришлось бы, чтоб он там у себя в доме услышал. Да и кричи не кричи, его все равно не дозовешься.
— А ты ладно, ладно, — сказал он. — Не думай ни о чем.
Но сам он уже не мог остановить свои бегущие мысли: «Да никогда в жизни. Вы же знаете, я ни от кого не ждал большего, чем от вас. И я никогда не просил об этом. Думал, не будет нужды. Ну что за нужда такому, как я, сомневаться в человеке, о котором сам генерал Ли собственноручно написал в бумаге, что он герой? Герой, — думал он. — Уж лучше бы ни один из этих героев не вернулся домой в шестьдесят пятом году. — И еще. — Лучше бы таким, как он, да и таким, как я, вообще не родиться на свет. Лучше всем, кто останется после нас, сгинуть с лица земли, чем еще одному Уошу Джонсу видеть, как вся его жизнь корежится и рассыпается в прах, словно сухая лузга, выброшенная в огонь».
Тут мысли прервались; он замер. Внезапно и отчетливо он услышал лошадей; вот блеснул фонарь, и в его движущемся свете мелькнули людские тени, сверкнула сталь ружейных стволов. Но он не пошевелился. Было уже совсем темно, и он вслушивался в голоса и шорохи в кустах, пока окружали дом. Снова появился фонарь; его луч упал на неподвижное тело в бурьяне и остановился; вокруг качались высокие тени лошадей. С одного коня сошел человек и в свете фонаря склонился над телом. В руке он держал пистолет; вот он выпрямился и обернулся к дому. «Джонс!» — позвал он.
— Тут я, — негромко ответил Уош. — Это вы, майор?
— Выходи!
— Сейчас, — негромко сказал он. — Только вот о внучке позабочусь.
— Мы сами о ней позаботимся. Ты выходи сюда.
— Сейчас, сейчас, майор. Обождите минуту.
— Света дай. Зажги лампу.
— Сейчас я. Только одну минуту. — Им было слышно, как его голос удаляется от окна в глубину дома, но они не видели, как он быстро подошел к печке, где у него в щели между кирпичами хранился большой кухонный нож — единственный предмет его гордости во всем неряшливом укладе его жизни и быта, всегда наточенный и острый, как бритва. Он шел к топчану, на голос внучки, спрашивающей:
— Кто это там? Засвети лампу, дед.
— На что нам свет, голубка? Ведь дело-то минутное, — пробормотал он в ответ, опускаясь на колени и нашаривая по голосу ее лицо. — Ну, где ты?
— Да здесь же, — раздраженно отозвалась она. — Где мне быть. Ты что…
— Рука его коснулась ее лица. — Что… Дед. Деду…
— Джонс! — позвал шериф. — Выходи оттуда.
— Еще только одну минуту, майор, — ответил он. Теперь он встал с колен и действовал быстро. Он знал, где стоит в темноте канистра с керосином, знал и то, что она полна, так как всего два дня назад наполнял ее в лавке и держал там, пока не подвернулась попутная телега, так как пять галлонов нести тяжело. В очаге еще теплились угли; да и шаткий домишко был сам как трут; угли, очаг, стены дружно вспыхнули голубым пламенем. На одно безумное мгновение те, кто ждали его снаружи, вдруг увидели, как он ринулся к ним из огня с косой в поднятой руке, но тут лошади взвились на дыбы и рванулись прочь. Лошадей, натянув поводья, снова повернули к огню, но по-прежнему черным высоким силуэтом он устремлялся на них из света с косой в поднятой руке.
— Джонс! — крикнул шериф. — Стой! Остановись, или я стреляю. Джонс! Джонс!
Но длинный, худой и неистовый, он все так же виделся им в ослепительном ревущем пламени. С высоко поднятой косой он немо, беззвучно устремлялся прямо на них, туда, где огонь плясал в бешеных глазах лошадей и качался отблесками на ружейных стволах.
Комментарии
1
Первый вариант рассказа был, очевидно, написан вскоре после возвращения Фолкнера из Европы в конце 1925 г. и существенно переработан при подготовке к печати сборника «Тринадцать».
2
Впервые — в четвертом выпуске литературного ежегодника «American Caravan» (1930). Название представляет собой часть девиза британской военной авиации: «Per ardua ad astra» («Через трудности — к звездам» — лат.). Тематически рассказ связан с романом «Сарторис», где упоминаются те же события и действующие лица. От лица Монигена ведется повествование в рассказе «Честь».
3
4
5
6
