— То все равно бы обнаружил, что Эдвина поджидает меня. Да, все так и было. Прости, родная, я знаю, что она твоя сестра, но я хочу жениться на тебе и не желаю, чтобы ты огорчалась… — Лукас замолчал, увидев потрясенное лицо Жермены. — Что? — встревоженно спросил он.
— Знаешь ли ты, что сказал?
— Объясняя, что был любезен с Эдвиной, потому что она — твоя сестра? Извини, но я за версту вижу стяжателя. Пусть больше ничто не омрачает то, что у нас есть. Хочу, чтобы ты знала, как все было. Как я умирал от желания видеть тебя. Как жаждал позвонить тебе, когда был в отъезде в последний раз, и обнаружил, что моя самонадеянность получила большую встряску. Я боялся звонить, опасаясь, что разговор пройдет плохо и я буду еще больше умирать от любви вдали от дома.
— О! — прошептала, задыхаясь, Жермена. Она не смела поверить тому, что слышала.
— Моя ненаглядная, — нежно проговорил Лукас. — Я вчера очень надеялся, что смогу привезти тебя в «Хайфилд». Миссис Добсон была предупреждена и приготовила тебе комнату еще тогда, когда я понял, что на самом деле испытываю к тебе.
Глаза у Жермены стали круглыми.
— День Рождества был самым худшим в моей жизни, — продолжал признаваться Лукас. — Я хотел, чтобы ты была со мной, и поскольку этого не случилось, никто другой мне не был нужен. Эдвина гостила у меня, но я обнаружил, что не могу больше выносить ее ужимок. Поэтому уговорил Эша побыть с ней, а сам в это время уединился в кабинете и стал придумывать, что делать, на случай если ты откажешься поехать со мной на следующий день.
— Ах, Лукас, — вздохнула Жермена.
— И когда, о счастье, ты все-таки поехала со мной, я забеспокоился, что, если Эдвина уедет, не будет надобности и тебе оставаться в «Хайфилде».
— И поэтому ты пригласил ее оставаться столько, сколько она захочет, — вставила Жермена.
— Не помню, так ли я выразился, но, поскольку хотел видеть тебя в своем доме, я мог хватить лишку — чтобы ты была со мной всегда.
Всегда! Сердце не просто забилось, оно подпрыгнуло и понеслось, а в горле пересохло.
— А-а… — попыталась выдавить Жермена.
— Что? Ты ведь можешь сказать мне что угодно, попросить меня о чем угодно — мы теперь одно целое.
Господи! Одно целое!
— Я… ну… Ты действительно это сказал или мне послышалось?
— Что именно? Если я ляпнул что-то не так, я поправлюсь…
— Ты сказал, будто хочешь жениться на мне… — Его изумленное лицо заставило ее замолчать, и она покраснела. — Извини, — быстро произнесла она. — Я неправильно расслышала.
— Ты все правильно слышала, — сказал Лукас.
— Ты испугался?
— Верно, — согласился он, крепко держа ее, когда она попыталась вырваться. — Но только потому, что понял: предложения так не делают. Прости меня, любимая. На меня столько всего свалилось — волнения, ревность, необходимость прояснить все недопонимания, потребность убедить тебя увидеть во мне претендента на руку и сердце, — что я забыл о самой важной части. — Лукас с нежностью заглянул в ее широко распахнутые фиалковые глаза. — Я очень люблю тебя, Жермена. А ты сказала, что любишь меня. Как ты думаешь, не слишком ли много я прошу, когда предлагаю тебе выйти за меня замуж?
Никогда еще Жермена не испытывала такого внутреннего волнения.
— Нет, — ответила она, но вдруг засомневалась, не надо ли было сказать «да», и быстро добавила: — То есть ты не слишком много просишь.
Но Лукас не улыбнулся.
— Тогда, Жермена Харгривз, выйдешь ли ты за меня замуж? — спросил он.
— Сочту за честь, — ответила она.
Лукас прижал ее к своему сердцу на несколько долгих секунд. Потом нежно поцеловал ее.
— Спасибо, любимая! — выдохнул он и проникновенно посмотрел в ее глаза. — Мне хочется залезть на крышу и заорать на весь мир, что ты согласилась стать моей женой. Можно я начну со звонка Эшу? Я скажу ему, любимся, что Санта все-таки подарил мне то, чего я больше всего хотел!
