Она решила, что Сэм сначала завезет домой ее мать, но машины у дома не было. Элин прошла на кухню, где крупная женщина, из тех, каких раньше называли «матроны», – Элин успела ее так полюбить! – стояла с руками по локоть в муке.
– Что ты делаешь дома? – удивленно подняла глаза Мадж Манслоу, по-особому улыбаясь хозяйкиной дочери.
– Лодыря гоняю, – улыбнулась в ответ Элин, и что-то перевернулось в ней при мысли о том, что, по всей вероятности, они не долго смогут платить Мадж. Боже правый, Мадж уже за шестьдесят, и она уже не справляется сама со всеми домашними делами, – кто же возьмет ее, если они ей откажут? – Если ни мама, ни мистер Пиллингер не звонили, имей в виду, что они возвращаются сегодня, а не завтра, как планировали, – выпалила Элин.
– Ладно. Хорошо, что хоть кто-то предупредил о двух лишних едоках за обедом, – добродушно проворчала Мадж. – Хочешь чашку чая, Элин?
Но Элин вдруг поняла, что и экономке не может смотреть в глаза, и, развернувшись, махнула дипломатом.
– Никак не могу прерваться. Мне нужно посидеть над бумагами.
В своей комнате Элин сменила элегантный деловой костюм на рубаху, брюки и легкий свитер, но заняться ничем не могла и подошла к окну. Дом был построен на довольно просторном участке, но Элин не замечала ни хорошо подстриженного газона, ни аллеи прекрасных деревьев. Все ее внимание было приковано к подъездной дорожке, где должна была появиться машина отчима.
Однако первым приехал Гай. Она заметила свет фар, увидела, как Гай паркует машину, и побежала вниз предупредить, чтобы он никуда не уходил вечером.
– Ты дома первая – вот чудеса, – дружелюбно приветствовал ее Гай.
– Как дантист? – умудрилась вспомнить она.
– Садист. У тебя озабоченный вид, – заметил он, подходя ближе. – Что случилось?
– У Хаттонов судебный исполнитель.
– Не может быть.
– Но так оно и есть, – подтвердила она.
– Гадство, – выдохнул он. И тут же спросил: – Как это скажется на нас?
Смягчить новость не было никакой возможности, хотя она знала, что обычно Гай предпочитал прятать голову в песок, когда дома она обсуждала с его отцом положение дел.
– И не спрашивай, – бросила она. – Ты куда-нибудь собираешься вечером?
– Собирался, но…
– Я связалась с Сэмом, они с моей матерью скоро должны приехать.
– Плохи же наши дела, если старик согласился прервать отпуск, – высказался Гай.
– Ты дождешься их? Все это… э-э… может отразиться на тебе сильнее, чем на всех остальных, – сказала Элин то, что только сейчас пришло ей в голову, и заметила, что Гай сразу посерьезнел, тоже сообразив, что художественные мастерские, которые, как он верил, должны были однажды стать его собственностью, уплывают в небытие.
– Пожалуй, так будет лучше, – с готовностью согласился он.
Они оба были внизу, в холле, час спустя, когда тяжелая входная дверь снова открылась, впуская Энн и Сэмюэля Пиллингер.
– Пусть Мадж принесет чай в гостиную через десять минут. Мы будем говорить там, – решил Сэмюэль, поднимаясь с женой по элегантной лестнице вверх, чтобы освежиться.
– Они дома, – сообщила Элин экономке, но приготовила чай сама и поставила четыре чашки с блюдцами на поднос.
– И очень хотят пить, по всей видимости, – усмехнулась Мадж, а Элин почувствовала, что не представляет дома без нее.
Собрались все через пятнадцать минут. Элин и в голову не пришло, что мать может отсутствовать на обсуждении, поскольку все это касалось ее очень сильно. Однако Элин обрадовалась тому, что сводная сестра ушла к друзьям. Она очень любила Лорейн, но понимала, что у них сейчас есть дела гораздо серьезнее, чем возиться с Лорейн, которая непременно закатит истерику, услышав, что ее содержание под угрозой. Для сцен еще будет время.
– Я проверил, – начал Сэмюэль Пиллингер. – Ошибки нет. Хаттоны пошли на дно. Захватив с собой наши деньги. – Он обратил печальный взгляд к жене, потом к сыну и, наконец, к падчерице. – Как мы из этого выберемся, Элин? – тихо спросил он.
Элин откашлялась и все-таки хрипло ответила:
– Мы не выберемся.
– Мы разорены?
– Боюсь, да, – выдавила из себя Элин и, взяв дипломат, достала бумаги, которые проверяла столько раз, что выучила почти наизусть. – Хотела бы я сказать другое, но не могу: не изменить того факта, что нам не из чего платить жалованье персоналу, не говоря уже о других наших обязательствах.
– Не может быть так плохо! – протестующе перебил Гай.
– Если Элин говорит, значит, так оно и есть, – вмешался его отец. – Дай мне взглянуть на цифры, Элин.
В последующие полчаса атмосфера в комнате менялась от серьезной к мрачной, а от мрачной к безнадежной. Однако к концу этого получаса они все, включая мать Элин, согласились, что в любом случае нужно выплатить жалованье.
– Завтра о Хаттонах узнают: такое не скроешь, – заявил Сэм. – Но пока еще никому не известно, сколько они нам задолжали и в каком положении мы теперь оказались. Боюсь, Гай, завтра тебе придется пойти на работу как ни в чем не бывало, пока мы с Элин съездим в банк, к стряпчим, и я подумаю, еще к кому, кто может дать нам шанс вырваться из западни.
До этого момента Энн Пиллингер молчала, но, взглянув на внимательно слушавшую их мать, Элин поразилась жесткому выражению ее лица и ярости, с которой та разразилась, наконец, словами:
– Все из-за проклятого итальянца! Если бы этот Дзапелли не вломился и не купил Градбернов, мы никогда не оказались бы в таком положении!
И снова в Элин заговорило чувство справедливости. Ей абсолютно не за что любить ловеласа из Италии, но все же… все же он не «вламывался». Насколько ей известно, других предложений не поступало, и Градберны просто ухватились за него.
Однако прежде чем она произнесла вслух то, о чем подумала, Сэм Пиллингер присоединился к жене.
– Ты права, дорогая. Прощелыга чертов! – с чувством выговорил он.
– Но… – Больше Элин ничего не успела сказать, потому что, к ее удивлению, вмешался сводный брат.
– А каких работников он у нас переманил! – желчно пожаловался Гай.
– И наших лучших клиентов… – поддержал сына Сэм.
Следующие десять минут, пока Элин хранила молчание, остальные трое безжалостно терзали Дзапелли.
Ночью, в кровати, она вроде уже почувствовала угрызения совести за то, что не высказалась в защиту несправедливо обвиняемого человека, но сразу же одернула себя. Чего ради она будет вступаться за него? Она вспомнила, в каком жутком положении оказались Пиллингеры, и решила, что ее семья права, черт возьми! Чего ради станет она защищать бабника итальяшку!
Утром ей было не до Максимилиана Дзапелли. Мистер Элдред, менеджер банка, слышавший о банкротстве Хаттонов, не пришел в восторг от идеи ее отчима увеличить кредит.
– Но как же я выплачу жалованье в конце месяца? Скажите, как мне это сделать? – нападал Сэмюэль.
– У вас еще три недели в запасе. Я мог бы предложить вам заглянуть в свой портфель акций, – намекнул мистер Элдред.
– Продать мои акции?
Они покинули банк под мрачное бормотание Сэма о том, что фирма сотрудничает с этим банком тысячу
