осталось, вся она превратилась в воплощение податливости. Под его руками кожа была горячей, гладкой, влажной. Его губы блуждали по ее груди, и она в исступлении выгнулась аркой, запустив пальцы ему в волосы. Но он действовал быстро, словно ртуть, манил, соблазнял, ни на мгновение не останавливаясь, чтобы дать удовлетворение.
Когда его язык увлажнил углубление пупка, у нее вырвался сдавленный стон. Когда он начал покусывать разгоряченную плоть между бедрами, она выкрикнула его имя. Его жаркое дыхание расплавляло ее, язык довел до края пропасти, но прежде, чем она достигла кульминации, он отступил, оставив ее ослабевшей и изнемогающей.
Такую он хотел ее. Потрясенную страстью, раскрасневшуюся от наслаждения. Уже почти не владея собой, он приподнялся. Глядя на нее сверху вниз, он испытывал чувство варвара-завоевателя, упивающегося видом покоренного владения.
Джонас понимал, что она никогда не забудет мужа. Знал об этом с первой встречи. И принял это. Но решил навсегда стереть любые воспоминания о Митчелле Кентрелле, которые овладевали Эланной в постели. Хотел выжечь из ее памяти прежние прикосновения его рук, вкус его губ. Хотел завоевать Эланну для себя. И не только тело. Ее всю – разум, сердце и душу – Скажи мне, – сказал он пресекающимся голосом, судорожно хватая воздух – Скажи мне, чего ты хочешь?
Позже, когда разум прояснился и кровь остыла, Эланна поняла, что бывают разные уровни интимности. Тот, на который сегодня ночью они с Джонасом поднялись, был сильнее и связывал крепче, чем любой из тех, какие она переживала раньше.
Но сейчас она понимала только одно, если она сию минуту не получит его, то просто умрет.
– Тебя! Я хочу тебя!
У нее даже представления не было о том, что существует страсть такой силы, какая неожиданно взорвалась внутри Ей казалось, что она знает страсть. Она, конечно, не раз переживала желание. Но сейчас было все по-другому Никто и никогда не давал ей так много Никто и никогда не требовал от нее так много.
С неистовством, какого она и не подозревала в себе, Эланна сорвала с него одежду, отчаянно жаждавшие руки волновали его плоть, раздувая пламя, которое пока ему удавалось сдерживать Из последних сил.
– Я хочу тебя всего. Хочу вобрать в себя. Запах созревшей страсти наполнил воздух, смешался со сладким ванильным ароматом свечей и свежестью дождя. Простыни смялись и накалились, пока они катались по кровати, рот ко рту, плоть к плоти. Кожа стала скользкой. И жаркой Ее дыхание вырывалось из полуоткрытого рта, опаляя ему губы. Ее тело изгибалось, его – напрягалось. Где бы ни скользили его руки, в ответ вспыхивало пламя Куда бы ни прижимались ее губы, он пылал.
Теперь уже источник энергии был в ней самой. Никакой податливости, она стала сильной. Ловкой. Ее руки и ноги обвились вокруг него, будто пеленая теплым шелком, втягивая его в себя.
– Я люблю тебя, – вместе проговорили они. Он хотел наблюдать за ее лицом, когда подведет ее к кульминации, видеть, как заволакивает страсть глаза, а взамен ощутил, как все перед ним заволокло пеленой. Он погружался в нее, надолго нырял, с каждым разом все глубже и глубже вдавливая в постель. Мышцы живота конвульсивно напряглись, предвещая, что вот-вот. И в этот момент зрачки ее расширились и с губ слетел резкий крик наслаждения.
Увидев в зеленой глубине ее глаз невыразимую растерянность, Джонас испытал прилив чисто мужского удовлетворения. Она пережила возбуждение так сильно, как он хотел, и теперь знает, что такое страсть. И, лишь убедившись в этом, он накрыл ее дрожавшие губы своими и дал волю взрыву, которого требовало его тело.
Они лежали, сплетясь в объятии. Обнаженные, потрясенные и довольные. Свечи догорели. Дождь продолжался, струясь по стеклам окон и мягко барабаня по крыше. В спальне похолодало. Оба утопали в ленивом блаженстве и даже не удосужились отыскать закатившиеся куда-то обручальные кольца.
– Я чувствую себя такой испорченной, – сказала она, когда обрела дар речи.
– Испорченной и восхитительной – Он пробежался рукой от ее плеча до бедра.
Как это получается, что легкое прикосновение снова вызывает в ней дрожь желания? И так скоро.
– Я должна сделать признание, – тихо проговорила она.
– О? – Он повернул к ней голову и взглянул на раскрасневшееся лицо. В глазах сияло удовольствие. Но и смущение.
– По-моему, я тебя недооценивала.
– В каком смысле?
Она прочертила ногтями след у него на груди. Холодная кожа была еще влажной и хранила запах их любви.
– Ммм... трудно объяснить. – В невольном порыве она прижалась губами к его плечу. – Мне не хотелось бы, чтобы ты не правильно понял.
Благодаря нечаянно подслушанному разговору он прекрасно все понимал. Решив, что нет смысла заставлять Эланну проговаривать то, что так красноречиво выразило тело, Джонас нежно поцеловал ее в висок.
– Не беспокойся, не надо ничего объяснять. Разве что ты собираешься отменить свадьбу и ищешь способ, как бы поудобнее сообщить об этом.
– Ты шутишь? – Эланна засмеялась чувственным гортанным смехом, какого раньше Джонас у нее не слышал. – Ты из тех мужчин, о которых могут только мечтать женщины... Интеллигентный, с чувством юмора, с хорошей карьерой. Вдобавок невероятно нежный, добрый и предупредительный...
– Из твоих слов выходит, что я похож на бойскаута...
Она прервала его долгим и нежным поцелуем, и он снова захотел ее. Черт подери, он чувствует себя с нею восемнадцатилетним. Сексуально озабоченным юнцом.
– Я еще не кончила. К тому же ты невероятно эротичен. – В откровенном изумлении она покачала головой. – Поговорим еще о тихом омуте. Кто бы догадался, что под этой холодной, сдержанной внешностью бьется сердце дикаря?
– По-моему, дикарь лучше, чем бойскаут.
– Неужели ты не понимаешь? – с жаром возразила Эланна. – Именно это немыслимое сочетание положительности и нецивилизованной страсти делает тебя таким заманчивым. Ты мечта каждой женщины, Джонас Бенджамин Харт... Фактически, когда я думаю о тебе, мне кажется, что ты, наверное, сказочный принц во плоти.
– Напомни, чтобы я перед свадьбой сдал в чистку свои доспехи.
Засмеявшись, Эланна приподнялась и, опираясь рукой на грудь Джонаса, медленным, томным взглядом обвела обнаженное тело, во всем своем великолепии раскинувшееся среди смятых простынь ее постели.
– Не беспокойся, – сказала она, опускаясь на него, – в таком виде ты меня больше устраиваешь.
– Отныне никогда не буду носить одежду. – Он погладил ее по волосам.
– Никогда? А ты не схватишь в Сан-Франциско простуду?
– Ах, но у меня же такая сексуальная жена, она согреет меня. – Его улыбающиеся губы покусывали ее рот.
Зазвонил телефон. Они не обратили внимания. Руки Джонаса ласкали ей спину, пальцы прокладывали огненную дорожку на округлостях бедер.
Телефон продолжал звонить.
– Наверно, надо поднять трубку, – проворчала Эланна.
– Позвонят и перестанут. – Он легко сжал зубами ее нижнюю губу, и во влажных ее глубинах между бедер сладко запульсировало.
А телефон все звонил.
– Проклятие! Прости. – Она схватила трубку со столика черного дерева, стоявшего рядом с кроватью. – Никогда не могу устоять перед телефонным звонком. – Она не добавила, что это началось в те первые дни, когда приходилось в беспомощном отчаянии сидеть у молчавшего аппарата и ждать хоть
