Нет-нет, надо что-нибудь придумать, милорд.
– Чем так волноваться, Фиби, вспомни-ка, что никто не знает, где мы находимся.
– Знает ваша тетушка. И ваши племянники. И мистер Филби. И…
– Пожалуйста, не продолжай. Если мы уедем рано утром, все перечисленные лица будут уверены, что мы провели ночь каждый у себя дома.
– Но… – В запасе у нее были еще какие-то доводы, и она, нахмурившись, пыталась их вспомнить, но никак не могла собраться с мыслями. А тут Диверелл положил конец ее размышлениям – он решительно подхватил ее на руки и понес к лестнице, прежде чем она успела выразить протест.
– Если уж я себя скомпрометирую, то надо извлечь из этого выгоду, – пробормотал он на ходу.
Фиби могла бы поклясться, что сердце ее остановилось. Находясь на расстоянии нескольких футов от земли, она невольно уцепилась одной рукой за шею Себастьяна, а другой удерживала на месте свою шляпку.
– Подождите, милорд, подождите! Отдаете ли вы себе отчет в том, что делаете?
– Безусловно. Я несу тебя в постель, чтобы ты стала моей.
– О Боже! – Нет, теперь уже не оставалось сомнений, сердце ее замерло окончательно.
– Не беспокойся, любовь моя, – пробормотал он, улыбаясь в ее округлившиеся глаза. – Это просто слегка все ускорит.
– Ускорит? О да, ускорит.
Тщетно пыталась Фиби найти уместные в данной ситуации слова. Ничто не приходило ей в голову. Диверелл почему-то стал казаться еще больше и сильнее обычного. Это впечатление усиливала легкость, с которой он нес ее наверх. Войдя в комнату, Диверелл посадил ее перед камином, в котором пылал огонь. Свечи, горевшие в канделябре, отражались в бутылке коньяка, что стояла на каминной полке. Почти всю комнату занимала огромная кровать с балдахином, выглядевшая весьма богато.
Диверелл запер дверь на задвижку и оглядел помещение.
– Ага, у хозяина хватило смекалки принести коньяку. – И он, не мешкая, наполнил рюмки.
Желая разрядить обстановку, Фиби как ни в чем не бывало начала беззаботно щебетать:
– Не можете себе представить, милорд, как я рада, что вы наконец-то помирились с леди Грисмид. – И она приняла из его рук рюмку с коньяком. – Благодарю вас, сэр.
– Я совсем недавно сделал для себя открытие – жизнь» намного приятнее, если ты не оглядываешься беспрестанно назад, – пробормотал Себастьян. И коснулся рукой выбившейся из ее прически пряди. – Этому меня научила ты, Фиби. – Нагнувшись, Себастьян стал развязывать ленты ее шляпки. – Она тебе не понадобится. – И бросил ее на стул. – Да и накидка, должно быть, только мешает. – Он расстегнул одну пуговицу, за ней другую, и каждое прикосновение его пальцев к ее груди вызывало у Фиби головокружение. Коньяк едва не выплеснулся из рюмки, которую она держала в руке. Диверелл, освобождая девушку от накидки, не переставал что-то приговаривать.
– Простите, милорд, что вы сказали?
– Сказал, что перед возвращением в Лондон я подумывал о том, что не без удовольствия стану, позевывая наблюдать, как мои родственники будут проваливаться в финансовую пропасть, хотя палец о палец не ударю, чтобы подтолкнуть их к ней. Но они и без моей «помощи» с невероятной скоростью приблизились к ее краю.
– Но вы изменили…
И тут язык отказался ей служить. Диверелл стащил с себя сюртук, затем снял галстук и расстегнул рубашку. К многочисленным чувствам, овладевшим Фиби, добавилось негодование. Если он желает разговаривать с ней, то что ж, она всегда готова. Это даже поможет ей сохранить равновесие. Но каково профессиональной наставнице вести умную беседу с будущим любовником, который разбрасывает вокруг себя предметы своей одежды?
– Но вы изменили свою точку зрения? – закончила она наконец начатую фразу, желая продолжить разговор.
– Нет, – пробормотал он, – ее изменил не я, а ты.
– То есть я способствовала тому, что вы по-новому оценили ситуацию.
– Я бы даже сказал, что твоя оценка ситуации помогла мне изменить свое отношение к ней. – С этими словами Диверелл стал вытаскивать рубашку из брюк.
Почувствовав, что она, не сходя с места, может немедленно потерять сознание, Фиби для бодрости поднесла к губам рюмку с коньяком и сделала внушительный глоток. По ее жилам разлилось тепло. Она перестала дрожать, во всяком случае внешне. Дрожь внутренняя уступила место легкому трепету, необычайно приятному. Фиби с одобрением взглянула на рюмку и сделала еще один глоток, побольше.
Диверелл осторожно взял рюмку из ее рук и поставил на камин.
– Дорогая, – произнес он с нежностью. – Я сгораю от нетерпения. Но не могу допустить, чтобы ты была пьяна и не осознавала всего, что сейчас здесь произойдет. Если хочешь, я согласен переночевать внизу.
– Внизу? – тупо повторила она.
– Видишь ли, малютка, если я лягу в постель с тобой, то боюсь, что ты станешь моей задолго до наступления утра.
Фиби вмиг оцепенела от изумления. И так же внезапно до нее наконец дошел смысл его слов: он полон страсти. И хотя держит свое желание в узде, но оно не покидает его, проявляясь лишь в сверкающем взоре и выжидательном спокойствии его тела.
И тут ее осенило: так получается, что все от него чего-нибудь домогаются: покровительства, денег,
