— Я волнуюсь, поэтому забыла… — Она оправдывалась так, будто бы перепутала слова в стихотворении Пушкина. — Но вы должны мне пообещать… Скажите, что вы будете держаться до последнего, как держатся настоящие спортсмены.
— Я не спортсмен, — улыбнулся Дмитрий Иванович.
— Будете им! Я помогу вам. Вы будете у меня лучшим загребным, я уж постараюсь. Но держаться вы должны уже сейчас…
Дмитрий Иванович смотрел на бледную от волнения девушку и уже не видел ее больших красных рук, ее крупного лица, которое так не понравилось ему при первой встрече. А это новое выражение глаз — в них было такое теплое душевное участие. Да, вся она словно преобразилась. Он взял девушку за руку, и в этом его движении уже ничего не оставалось от того типичного профессионального, что было в нем только что.
— Леночка, успокойтесь. Леночка, право же…
Она вскочила.
— Нет, я вижу, что вы не сумеете. Вы говорите, они во дворе? Я пойду к ним и все скажу.
— Пойдете к ним? Они же с вами не станут говорить.
— Станут! Я им скажу, что я комсомолка, что я не могу, не имею права равнодушно смотреть на несправедливость. Я, Дима, найду, что сказать, поверьте мне.
По ее решительному виду Дмитрий Иванович понял, что она может выполнить все, что обещает. И это уже не на шутку испугало его.
— Леночка, я сделаю все-все, что вы хотите. Не волнуйтесь. И буду драться. Хотя уверен, что не придется. Это просто недоразумение. А теперь, — он посмотрел на часы, — вы меня простите, но у меня сейчас прием. Посидите во дворе, я скоро закончу.
Лена вышла во двор. После всего пережитого она чувствовала большой упадок сил. С трудом добралась до скамейки и опустилась на нее.
Так она просидела несколько минут, ничего, что делалось вокруг, не замечая. Рядом с ней сидела пожилая женщина в скромном темном платье. Лена искоса посмотрела на соседку — та спокойно, по- хозяйски, разглядывала проходящих мимо, посматривала по сторонам. А если… Вспомнились слова доктора о членах комиссии, которые сейчас находятся во дворе… Ну да, конечно, эта женщина — одна из инспекторов, обследующих больницу!.. Какой замечательный случай.
Лена уже начала обдумывать первую фразу, с которой обратится к соседке, но та неожиданно заговорила сама:
— Отчего ты такая грустная, девушка? Отчего такая печальная? Что за грусть-тоска мучает?
Это был вопрос, который как нельзя лучше давал нужное направление предстоящему разговору.
— Не за себя мучаюсь, из-за одного человека.
— Другую любит? — продолжала допытываться соседка. — Или какие-нибудь служебные неприятности?
— Да, служебные неприятности! — вырвалось у Лены, и она сразу же почувствовала облегчение от того, что все стало на место. О том, что он любит другую, Лена, конечно, умолчала.
— В этом я могу тебе помочь. Положись только на меня. Где он работает?
— Да тут же, в больнице. Доктором он здесь.
— Его зовут Дмитрий Иванович? — проницательно сказала женщина.
Теперь у Лены уже не было никаких сомнений, что рядом с ней сидит кто-то из комиссии. Надо только было найти наиболее убедительные, доходчивые слова.
— Поверьте мне, он сделал все из самых лучших побуждений. Важна ведь не форма, а содержание. По существу ведь там все правильно, а если изложено стихами… И наказывать человека за то, что он поэт…
Женщина удивленно уставилась на Лену.
— Что изложено стихами? Кто наказывает?
— Кто же? Облздравотдел…
— Хорошо, справимся и с облздравом, — уже не совсем уверенно произнесла женщина. — Дай руку.
Лена нерешительно протянула руку. Женщина взяла ее, повернула ладонью кверху, внимательно поглядела на нее.
— По линиям вижу, что помочь можно. Только надо, чтобы и ты захотела помочь ему.
Теперь пришла очередь удивляться Лене. Но все же она пробормотала:
— Я очень хочу помочь.
— Сегодня у нас какой день? Среда? Плохо… Ну да ничего, можно и в среду. Сегодня ровно в двенадцать часов ночи… У тебя есть что-нибудь ценное, чего не жалко для любимого?
— Ценное? — Возмущенная наглым вымогательством, Лена хотела уже как следует отчитать взяточницу, но тут же вспомнила, что от нее зависит судьба дорогого ей человека, и нетвердо сказала: — Есть часы, кофточка, туфли… Лакированные лодочки…
— Часы какие?
— Золотые женские.
— Вот и хорошо. Сделай так. Пусть твой доктор подержит эти часы в руках. Когда он будет держать их, ты про себя скажи: «Абратакмара дум». Потом эти часы дашь мне.
— А потом?
— А потом я буду ворожить. И сделаю так, что твоего Митю минуют все печали и горести. И любовь к тебе будет у него крепкая, как…
— Так вы?.. — ошалело проговорила Лена.
Женщина с опаской оглянулась по сторонам.
— Гадалка я, девушка… Из Москвы… Большая клиентура. Скольких я сделала счастливчиками, если бы ты знала.
От негодования Лена чуть не задохнулась.
— Да как вы смеете предлагать мне! Я комсомолка. И я не верю во все это. А вам стыдно! Занялись бы чем-нибудь путным, а то… Вот заявлю куда следует, тогда…
— Но, но, ты не очень, — угрожающе зашептала гадалка. — Никто не видел нас и не слышал, так что ты лучше помалкивай.
Она быстро встала со скамейки и, не оглядываясь, пошла в сторону больничного корпуса.
Лена осталась одна. Нет, это же возмутительно! Неужели у нее настолько несчастный вид, что гадалка увидела в ней свою жертву. У комсомолки, спортсменки.
К скамейке подошла другая женщина, но уже помоложе первой, на ней была темная узкая юбка и белая блузка. Лена подозрительно покосилась на незнакомку, решив после всего только что происшедшего ни с кем и ни в какие разговоры не вступать.
Женщина села, немного помолчала, потом сказала:
— Я тебя что-то прежде не видела в наших краях… Ты не здешняя?
— Не здешняя.
— Наверное, из лагеря?
— Да. Из спортивного. Греблей занимаюсь.
— В Бережках? Я давно уже хочу научиться правильно грести. Покажешь?
Быть неприветливой с человеком, который любит гребной спорт, Лена, конечно, не могла. И она охотно предложила:
— Приходите к нам в лагерь. Спросите Швырову Лену. Меня в лагере все знают.
Женщина внимательно посмотрела на Лешу и уже тише спросила:
— А ты зачем здесь? Погадать пришла? Неприятности какие-нибудь, да? А сколько она с тебя просила?
— Что вам от меня нужно? — вконец рассердившись, крикнула Лена. — Вы что, тоже гадалка? Дешевле берете?
— Пожалуй, что и гадалка, — ответила, улыбнувшись одними глазами, женщина. — Могла бы тебе многое предсказать и дешевле и вернее. Ну да уж в следующий раз. — Она поднялась. — Значит, Лена
