Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Константин Багрянородный, описывая тот визит в своем трактате «О церемониях византийского двора», ни словом не обмолвился о муже, хотя бы и бывшем, посетившей его архонтиссы. Хотя о существовании некого «архонта Росии Ингора» знал. Может быть про ольгиного мужа императору говорить было не с руки потому, что (неужели здесь ПВЛ для разнообразия не соврала?) он и в самом деле поимел на нее какие-то виды? Зато, не затрагивая скользкую тему былого замужества архонтиссы, Константин упоминает при ней некого анепсия ('???????), который в общеизвестном переводе труда «О церемониях…» на русский язык почему-то трактуется как «племянник», хотя словарь древнегреческого языка дает для этого слова перевод «двоюродный брат» или более общее «родственник», а для «племянника» — совсем другое слово ’??????????. Как тут не вспомнить путаницу с родством в переводе другого труда Константина «Об управлении империей», в котором переводчики представляют Святослава то сыном, то братом Игоря!

ПВЛ демонстративно проигнорировала родственников Игоря и Ольги, но пара племянников Игоря ненароком «засветились» в тексте его договора с византийцами, так что в появлении племянника архонтиссы в русской делегации вроде бы нет ничего неожиданного. Вот только почему-то этот странный племянник появляется безымянным и без собственной свиты. Между тем, судя по размеру полученных им денежных подачек от императора, его статус был очень высоким и уступал лишь статусу самой Ольги. На прием Ольга явилась со свитой из восьми «людей», не считая толпы сопровождавших ее женщин и прислуги; собственную свиту из нескольких «людей» имел посол; наконец, в делегации были «люди» Святослава, но… не было его самого. И, что парадоксально, в многочисленной русской делегации совершенно нет «людей» таинственного анепсия.

Вот такая несуразица: в делегации нет сына архонтиссы Святослава, но есть его свита; зато есть какой-то безымянный высокопоставленный анепсий, но почему-то без свиты. Просто удивительно, что в комментариях к труду Багрянородного лишенный имени анепсий до сих пор не отождествлен с лишенным свиты Святославом несмотря на давно высказанное советским историком В. Пашуто предположение, что Святослав скрывался под видом этого анепсия. А ведь такое отождествление прямо-таки напрашивается и худо- бедно сводит концы с концами, особенно если учесть обоснованные предположения историков, что одной из важнейших целей визита Ольги в Константинополь было сватовство Святослава за какую-нибудь императорскую родственницу. В таком случае совершенно непонятно и необъяснимо отсутствие в делегации жениха. Впрочем, так же непонятна скрытность, которую приписывает потенциальному жениху Пашуто. Тем не менее, предположение, что Святослав все-таки присутствует в делегации в естественном для него ранге второго лица и с полагающейся ему свитой, напрашивается само собой. При напрашивающемся отождествлении анепсия со Святославом анепсий получает имя, а Святослав — свиту. Вот только назван Святослав Багрянородным не сыном, а то ли племянником, то ли двоюродным братом Ольги в зависимости от того, как понимать анепсия. Но в любом случае не сыном. Что это? Ошибка? Если ошибка, то чья? А если не ошибка, то что из нее следует?

Итак, еще раз для ясности, в чем закавыка. По версии ПВЛ: у Игоря и его супруги Ольги был их общий единственный сын Святослав. По Багрянородному: у архонта Руси Игоря был то ли сын, то ли брат Святослав, а у русской архонтиссы Ольги — то ли племянник, то ли двоюродный брат, то ли просто родственник Святослав. При таком множестве вариантов прочтения Багрянородного эта закавыка может иметь соответственно множество толкований.

Во-первых, у супругов Игоря и Ольги могли быть сын Святослав и племянник Святослав, то есть существовали двоюродные братья-тезки Святославы подобно двум тезкам Игорям, дяде и племяннику. Но если два Игоря фигурируют в каком-никаком официальном документе, то насчет двух Святославов вообще никаких зацепок, ни в ПВЛ, ни в византийских хрониках. Если все же допустить, что Святославов было двое, то женить в Константинополе Ольга намеревалась не сына, а племянника. Однако тот оказался патологическим неудачником: с женитьбой у него не выгорело, а там и сам куда-то бесследно сгинул. Впрочем, как и вся многочисленная родня его дяди-бедолаги Игоря.

Во-вторых, Святослав мог быть младшим братом Игоря, если таинственный анепсий мог означать у византийцев деверя.

В-третьих, Святослав мог быть сыном Игоря, но племянником Ольги, если Игорь и Ольга были не мужем и женой, а братом и сестрой. Это совсем не невозможно. По крайней мере, в таких вопросах мы не обязаны слепо верить ПВЛ, которая изобретала фиктивные персонажи, не то что фиктивные браки. Здесь все зависит от того, откуда черпал информацию Скилица. Но этого мы тоже не знаем и вряд ли узнаем.

Четвертое возможное объяснение закавыки — понимать анепсия не как племянника и не как деверя, а как пасынка. Допустимо ли такое понимание, должны решить специалисты в среднегреческом языке. Для сравнения, тем не менее, стоит отметить, что в древнерусском языке, снявшем немало калек с греческого, слова «племянник», то есть этимологически «член племени», и «родственник», то есть «член рода», были практически синонимами. Относительно же среднегреческого на мой дилетантский взгляд зацепка может быть в том, что для пасынка, похоже, у греков не было специального слова, вследствие чего использовалось более общее прогон (????????) — «старший ребенок» и «дитя от первого брака», то есть пасынок или падчерица, но также «прародитель, предок». Не могли ли в каких-то случаях греки во избежание недоразумений заменять прогона анепсием, то есть словом, имевшим значение «родственник», именно в смысле пасынка? Но, оставив кесарю кесарево, то есть лингвистам лингвистические проблемы, взглянем на вопрос по-житейски: могла ли Ольга быть сестрой Игоря, и мог ли Святослав быть деверем или пасынком Ольги?

Ольга могла быть сестрой Игоря. Объективно этому ничто не препятствует кроме голословных утверждений авторов ПВЛ, возможно, продублированных Скилицей. Ведь мы ничего не знаем об их действительном происхождении. Есть только одна очень тонкая ниточка: новгородские летописи ведут родословные обоих супругов к Гостомыслу, то есть Игорь и Ольга в новгородской традиции как минимум кровные родственники, вопрос только в степени родства. Это родство могло быть самым близким, если Ольга была одновременно и сестрой и женой Игоря. Такого рода пережитки эндогамии считались в языческом обществе не только допустимыми, но иногда и предпочтительными внутри правящих кланов. Судя по былинам, в частности былинам о Соловье Разбойнике, который женил своих сыновей исключительно на своих же дочерях, в языческой Руси[38] такая форма инцеста была нормальным явлением. Кроме того, сестринское родство в какой-то мере объясняет феномен перехода верховного правления от Игоря к Ольге: власть наследовала не столько жена мужу, явление для начальной руси уникальное, сколько сестра брату в соответствии с лествичным правом.

Святослав мог быть младшим братом Игоря и, тем самым, приходиться Ольге деверем. Такое родство объясняет откровенно враждебные отношения между Ольгой и Святославом, так как первая откровенно отстранила от власти ее законного соответственно лествичному праву наследника. Однако нельзя забывать, что византийцы довольно последовательно называют Святослава сыном Игоря.

Святослав мог быть пасынком Ольги. Трудно, очень трудно поверить, что у Игоря была одна единственная жена и один-единственный сын-наследник. Слишком это противоречит царившим в те времена нравам. Как правило, языческие властители имели по нескольку жен и наложниц, а потомство плодили десятками. В этом плане их нравы хорошо видны на примере князей великого княжества Литовского, дольше других застрявших в язычестве и тем самым давших возможность хронистам задокументировать эти нравы. Так, у Гедимина только от трех «официальных» жен было 13 детей, а Ольгерд и вовсе наплодил их целых два десятка. Да к чему примеры и параллели? Достаточно почитать записки Ибн Фадлана о порядках при дворе «царя руси» начала X века, то есть как раз во время Игоря Старого[39].

Согласно Ибн Фадлану, правитель руси имел ни много ни мало сорок наложниц! Это, надо полагать, помимо жен. Да и та же ПВЛ признает в отношении жившего чуть позже св. Владимира Крестителя, что «был он такой же женолюбец, как и Соломон» и имел дюжину сыновей от нескольких жен. Это, надо полагать, помимо наложниц. А вот в отношении его деда ПВЛ нам пудрит мозги, дескать, была у Игоря всего одна-единственная женушка с одним единственным сынком? Ха-ха! Скорее поверим замечанию Иоакимовской летописи, что «были у Игоря потом другие жены…», понимающе улыбнувшись на дипломатичное «потом» Иоакима: о каком «потом» может быть речь, если Ольга намного пережила мужа. Многоженство Игоря фактически подтверждает Константин Багрянородный своим описанием посещения