Ютландского, упорно впихиваемого в нашу историю в качестве летописного Рюрика Новгородского[20]. Отождествление Рюрика и Ререка было поддержано таким столпом советской исторической науки, как академик Б. Рыбаков; в наше время эту идею несет на своем знамени российский археолог, бессменный руководитель Ладожской археологической экспедиции А. Кирпичников. Здесь, правда, надо сделать скидку на романтическую увлекаемость Рыбакова экстравагантными гипотезами в области древней отечественной истории и далекое не только от романтики, но и от истории, зато вполне практичное и понятное по финансовым соображениям настойчивое стремление Кирпичникова превратить раскапываемую и монополизированную им Старую Ладогу в «первую столицу Руси».
Впрочем, в самой академической среде противников отождествления Ререка и Рюрика не меньше, чем сторонников. Против признания ютландского ярла новгородским князем говорят и та чрезвычайная скудость сведений о Рюрике, что оставила нам ПВЛ, и его мифические братья Синеус и Трувор, означающие в переводе с древнескандинавского «его дом и верная дружина», и реальная хронология худо-бедно документированной европейскими хрониками жизни Ютландского Ререка, деятельность которого в целом ограничивалась Данией и границами Франкской державы минимум до 873 года. Между тем, ПВЛ «призывает» Рюрика в Новгород гораздо раньше, в 862 году, где и оставляет княжить до самой смерти.
Но дело даже не в ПВЛ. Задолго и до 862, и до 873 годов, еще до того как Европа впервые могла услышать о Ререке Ютландском, в 838 году в Константинополь прибыли послы руси, которые годом позже оказались при дворе Людовика Благочестивого в Ингельгейме и «наследили» во франкских анналах. То есть вне сомнения какая-то русь, причем русь достаточно организованная, чтобы заслать посольство к византийскому и франкскому императорам, уже существовала и до появления на исторической сцене Ререка, и тем более до «призвания Рюрика», что окончательно превращает последнего в сугубо мифическую, никогда не существовавшую в природе, да и на самом деле никому не нужную личность.
Не вдаваясь глубоко в ученые споры, со своей стороны хотел бы обратить внимание на полную ментально поведенческую несовместимость исторического Ререка и летописного Рюрика. Ререк — истинный Скьольдунг, яркая неугомонная натура, борец и дерзатель, всю свою жизнь посвятивший завоеваниям и поискам лучшей доли под солнцем. Ему мало острова Вирингена, ему мало больших и богатых купеческих городов Дорестада и Утрехта, он всю жизнь добивался обладания всей Фризией и всей Данией. В трудные периоды после неудач Ререк, чтобы поправить дела, подобно другим викингам не брезговал дальними грабительскими походами и на запад во Францию, и на восток в Швецию. Но всегда, вновь обретя финансовую состоятельность, возвращался назад и снова включался в интриги и междоусобную борьбу наследников Людовика Благочестивого. В противовес ему летописный Рюрик— совершенно пассивная бесцветная личность. Он ничего не завоевывает и не захватывает, а всего лишь благосклонно принимает свалившееся на него как снег на голову предложение заморских аборигенов править у них на задворках балтийской ойкумены, бесконечно далеко от Фризии, Дании и Франкской империи. Став там волею судеб верховным властителем, Рюрик до самой смерти ведет откровенно сибаритский образ жизни: не воюет, защищая подвластную ему землю, не раздвигает ее рубежи славными походами, даже не осуществляет, выражаясь современным языком, своих властных полномочий, сразу удалившись от дел и «раздав города своим мужам». Разве в патологическом бездельнике Рюрике можно увидеть деятельного викинга Ререка?
Едва ли не единственный реальный «аргумент» в пользу идентичности Ререка и Рюрика, выдвинутый А. Кирпичниковым, — типологическое сходство археологических находок в Старой Ладоге и Рибе в слоях VIII–IX веков. Что ж, археология — это серьезно, от нее просто так не отмахнешься.
Хотя город Рибе, ровесник Старой Ладоги, расположен на западном побережье Дании, его история с биографией Ререка не соприкоснулась. Бравый викинг со своим близким окружением всю жизнь мотался по миру, а вот в родных краях в сознательном возрасте пожить ему как-то не довелось. Что же касается имеющегося, поверим Кирпичникову, типологического сходства археологических находок в Рибе и Старой Ладоге, то оно естественно объясняется колонизацией Ладоги выходцами, в частности, из южной Ютландии как до Ререка, так и после него, но без его личного участия.
Север будущей Руси заселяли не только обитатели Рибе. Может быть конкретно из его окрестностей вообще никто никогда не добирался до волховских берегов. Археологические находки в Рибе говорят о нацеленности его торговых связей исключительно на запад, на Францию и Англию. Восточная торговля датчан того времени шла главным образом через Хедебю. Упомянутое типологическое сходство ладожских археологических находок не замыкалось только на город Рибе. Последний, будучи археологически хорошо изученным, представляет современную ему археологическую культуру южной Ютландии, населенной в IX веке данами, саксами и полабскими славянами. Под военным давлением расширяющей свои пределы Франкской империи и угрозой насильственной христианизации на восток время от времени волнами бежали и первые, и вторые, и третьи. Археологи уверенно говорят о присутствии в Ладоге и Рюриковом городище в IX веке наряду с местным населением и скандинавов, и прибалтийских славян, причем, похоже, из них численно преобладали последние. Эти переселенцы принесли с собой на север будущей Руси не только археологически зримую материальную «культуру Рибе», но и свою духовную культуру: язык, образ жизни, традиции и предания.
Среди принесенных в Новгород из Мекленбурга[21] полабских преданий были и сказания о бездетном ободритском вожде Гостимысле, погибшем в неравной борьбе с Людовиком Немецким, о его завещании призвать для продолжения этой борьбы Ререка Ютландского, о приходе Ререка и разорении его викингами городов вверх по Эльбе. Эти предания были отзвуками действительных исторических событий, произошедших в землях полабских славян и отмеченных Ксантенскими и Фульдскими анналами. Переселенцы-мекленбуржцы принесли память об этих событиях с собой на новую восточную родину — Ладогу и Рюриково городище. Здесь, на новгородской почве, отдаляясь во времени, они постепенно превратилась в местную легенду о новгородском старейшине Гостомысле и призванном в Новгород варяге Рюрике, впоследствии письменно зафиксированную Иоакимовской летописью и в рафинированном виде проникшую в ПВЛ.
Современная генетика способна прослеживать родство через века и тысячелетия. В частности генная структура Y-хромосомы отражает наследственность по отцовской линии. Недавние выборочные генетические тесты по Y-хромосоме ныне живущих представителей русских княжеских домов, претендующих на происхождение от Рюрика, выявили среди них минимум две совершенно неродственные ветви, условно «Мономашичей» и «Ольговичей». Судя по результатам этих тестов, два внука Ярослава Мудрого — Владимир Всеволодич Мономах и Олег Святославич (Гориславич в «Слове о полку Игореве) — не имели общего предка по отцовской линии, следовательно оба сразу они не могли быть потомками Рюрика.
Оставим в стороне пикантный, но не слишком исторический вопрос: какие же из ныне существующих княжеских фамилий — настоящие Рюриковичи? Ответ на этот вопрос все равно никогда не будет найден, поскольку для него необходим генетический материал самого мифического предка. С точки зрения древней истории было бы более интересным и полезным восстановить истинную генеалогию первых русских князей вместо той липовой с никогда не существовавшими в природе Рюриками и Вещими Олегами, что нам подсовывает ПВЛ. Здесь дело за практической генетикой. Проблема только в том, располагает ли она необходимыми исходными данными. Как можно быть в чем-то уверенным, если, например, в саркофаге Ярослава Мудрого вместо его останков обнаруживается мешанина костей из двух женских (!) скелетов, причем один из них относится к еще скифскому времени?! И чье в таком случае, спрашивается, лицо глядит на нас со знаменитого скульптурного портрета Ярослава, восстановленного М. Герасимовым якобы по черепу князя?
Увы, в наше время результаты научных изысканий все больше востребуются не для установления истины, а разного рода околонаучных сенсаций. Так и веское слово генетиков, вместо того чтобы пролить свет на происхождение первых владык древней Руси, только разожгло околоисторические и окологенетические спекуляции об истоках обеих названных выше княжеских линий родства, активно множащиеся на «научной основе» частотности генетических маркеров в Y-хромосомах, так называемых гаплогрупп. Дело в том, что вроде бы в линии Мономашичей преобладает гаплогруппа N1c1, наиболее распространенная на севере России и территориях современных Финляндии, Эстонии и Латвии, севера Швеции и Норвегии, то есть финская в первом приближении; а у Ольговичей — гаплогруппа R1a, широко представленная у всех народов Восточной Европы, в целом совпадающая с историческим ареалом
