И телом, и душой

начало гаснуть, будто кто-то щелкнул выключателем. Она едва не упала, шатаясь, прислонившись к стене и закрыв глаза. Сквозь приоткрытые губы вырывалось сбившееся частое дыхание.

Тамара подскочила к ней, схватив за плечо, привлекая к себе внимание.

И тогда уходить от правды, заглянувшей в лицо, уже не имело смысла.

— Эй, Лена, — потрясла ее она, — Лена! А ну-ка присядь, давай, давай! — усаживая ее на табурет, говорила подруга, критическим взглядом осматривая бледность ее лица.

— Все хорошо, — пробормотала Лена, закрыв глаза и тяжело дыша. — Сейчас пройдет. Я посижу только немного, — попыталась улыбнуться, но улыбка вышло вымученной.

Тамара покачала головой, глядя на нее из-под сдвинутых к переносице бровей.

— Слушай, Лен, — подозрительно сощурившись, проговорила она, — а ты, случайно, не беременна?

Лена застыла, подняла на Тамару затравленный взгляд. Беременна? Она? И мысленно подчитала, когда у нее должны были начаться критические дни. И не начались. Она чуть было не задохнулась.

— Так, — удержала ее от падения Тамара, — спокойно. Сиди, пока сидится. Что, подсчитала?

Лена посмотрела на нее и удрученно кивнула.

Как Тамара смогла так быстро догадаться о том, о чем она думала? Она не смела, не думала, вот так…

— И что насчитала? — напрямик спросила женщина, хмурясь все сильнее.

— Задержка, — выдавила Лена из себя, — уже… две недели.

Тамара, казалось, была удивлена. Брови ее подскочили к корням волос, а губы скривились.

— Мда, подруга, — покачала та головой, — и как ты не заметила этого?

— Не знаю, — изумленным шепотом пробормотала девушка, отводя глаза. — Как-то все… навалилось и…

— Тебе тест нужно купить, на беременность, — пояснила она. — Ой, да не смотри ты на меня так! Что, я что-то новое или неизвестное тебе сказала? Америку, что ли, открываю? Тест сделаешь, потом к врачу если что. Хотя, — насупилась она, — к врачу по любому нужно, раз такая задержка. Сегодня купишь, на перерыве, я тут, если что, сама справлюсь. А потом будешь решать, — строго посмотрела на нее. — Сойдет?

Лена зачарованно кивнула. Она боялась даже думать о том, что может быть беременна. Да и не могло этого быть. Не могло, ведь правда? Она с Максимом… месяц назад… и… Боже!..

Что же ей делать, если подозрения окажутся верными? Что?! Как быть, как мириться, как… жить?…

На перерыве сходила в аптеку, причем женщина-продавец смотрела на нее так, будто Лена покупает цианистый калий или взрывчатку, а не тест на беременность, и Лена поняла, что эта новость вскоре станет достоянием этого дня и многих последующих. За считанные часы.

Сердце стучало в груди, как безумное, как оно вообще могло биться так сильно?! А на губах застыло собственное дрожащее дыхание, поверхностное и липкое.

Она передумала все на свете, столько мыслей, как разумных, так и совершенно безумных, вертелись в ее голове, просто разрывая мозг. Она уже даже думать устала. Ей хотелось лишь одного — отдохнуть. От всего, что произошло в ее жизни за последний месяц. Она едва привыкла к тому, что теперь сама строит свою жизнь, как вдруг поняла, что за считанные минуты ее судьба может вновь перевернуться. Вернув ее к тому, от кого она убегала. А она еще не окрепла, еще не выросла морально, не стала сильной… Еще рано, а он… И она… Что сейчас можно решить? Она не сможет вернуться сейчас. Она даже не знает, какой видит свою будущую жизнь, и есть ли в ней место ему — человеку, которого она когда-то любила больше жизни!? А любить ли сейчас?… Верит ли в возможность того, что может его любить?…

Мысли разрывались в ее голове кроваво-красным фейерверком из звезд, и она уже не могла думать.

Нужно убедиться, увериться, увидеть своими глазами… А потом уже решать.

А если все это ложь? Просто домыслы и нелепые догадки? Ведь такое бывает, женский организм непредсказуем, просто гормональный сбой, ведь она так много стресса пережила в последнее время! Просто что-то сбилось, пошло не так, сломались ее биологические часы, остановились… но пойдут снова!..

А если ее догадки и предположения верны? Что тогда? Как быть в этом случае?!

Всем сердцем желая малыша, она боялась узнать о том, что вскоре станет мамой. Сердце трепетало в предвкушении, но и болезненно сжималось от одной лишь мысли о том, что это означает.

Ребенок. Ее малыш. Ее и Максима.

Она боялась думать и о том, как прореагировал бы Максим, узнай он эту новость. Это тоже страшило.

Наверное, снова ее осуждал бы, искал оправдания тому, что сделал, отчитывал ее и упрекал? А она… она бы не позволила, она не сдалась бы и не отдала своего малыша на растерзание безумцу. Отцу… Но он не хотел, он не желал быть отцом! Он чурался этого, не хотел, противился. Он кричал о том, что у них не будет ребенка, что он не допустит, не позволит… А она? Не отдаст! Теперь — не отдаст.

Дома долго не решалась сделать тест. С утра, на голодный желудок. Не спала почти всю ночь, ворочаясь с боку на бок и думая о том, что делать. Если окажется, что у нее будет малыш… А если не будет?…

Не стоит себя обманывать. Будет. Она чувствовала это уже давно. Просто себе не признавалась, не хотела верить в то, что могло оказаться лишь напрасными надеждами. Не хотела рушить иллюзии.

Она чувствовала его, ощущала в себе зародившуюся новую жизнь. Как странно, ему всего-то месяц, и не может она знать наверняка, а она — знала. Положив руку себе на живот, она начинала его поглаживать, нежно, лилейно, едва касаясь пальцами кожи. Сердце грохотало в ушах, громко, настойчиво, сильно. И она улыбалась, с благоговением, с надеждой, с нежностью и без страха. У нее теперь будет смысл жизни…

А снег медленно таял, превращаясь в жуткий, колкий ливень, хлеставший в стекла острыми стрелами.

На утро поднялась с постели и сделала то, что так боялась делать. Вновь стало страшно, даже руки задрожали. Положила полоску на полку и вышла из комнаты. Забралась в кресло и, поджав под себя ноги, стала смотреть в окно. На то, как дождевые капли, монотонно стуча в стекло, превращали ее наичистейший белый снег в причудливые холодно-острые узоры из слез.

Было холодно и зябко. Как странно. В доме тепло и уютно, потрескивают дрова в печи, а внутри у нее будто мороз, обдает холодом кожу, превращая ее в ледяную корку, покрывшуюся дрожью.

Максим называл ее лягушкой за то, что она постоянно мерзла. Спала порой в паре шерстяных носков.

Она никогда не злилась на него за это, прощала подобное к себе обращение. И сейчас не обиделась бы. Ей нужна была поддержка, внимание, забота, хоть какое-то участие. Но могла ли она ожидать его от мужа?

Переборов страх, в глубине души уже зная, что все для нее решено, Лена вошла в ванную.

И когда увидела то, что там было, заплакала, не сдержавшись, прижимая руку ко рту, чтобы не зарыдать. Заветные две полоски на тонкой линеечке. Как свидетельство, как знамение, как данность. Ей — свыше. За то, что она пережила? За боль и страдания, за обиды и разочарования, за горести и печали? За того малыша, которого она потеряла девять лет назад!? Ее маленькое чудо, произошедшее в буре страстей и обид.

Мир вспыхнул сотнями, тысячами, миллионами разноцветных огней. Зажегся, взвился змеем, воспылал.

Беременна. У нее будет ребенок.

Обхватив себя руками, поежилась. Сильно зажмурилась, сжимая полоску в руках.

Невозможно! То есть, возможно, конечно, но… так неожиданно, так сразу… Не вовремя!

И вся истинность, вся реальность, вся обнаженная откровенность предстала вдруг перед ней.