– Придурок!
Догонять его вейн не стал.
– Что это? – спросил Грин.
Лоскут с вышивкой – рыба с оторванным хвостом и прядь белых волос, перетянутая ниткой. Тряпка показалась Юрке знакомой.
– Ареры, – сказал Дан и с шипением втянул воздух, словно у него болели зубы. – У них Хельга.
Вот черт! Юрка вспомнил глаза того, кто убил Евсея, и зябко поежился.
Дан убрал сверток в карман.
– Видит Всевышний, я собирался отдать амулет йорам, пусть бы подавились. Ну, поторговался бы, конечно, не без этого. Расходы, моральный ущерб…
– Ты и сейчас будешь торговаться, – перебил Юрка. – Ты из-за этого камушка всех продашь.
– Заткнись!
– А что, не так?
Юрка едва успел уклониться от летящего в лицо кулака, Дан задел его вскользь по волосам.
– Хватит! – прикрикнул Грин. – Зверята в клетке, ей-богу, дружнее живут. Дан, почему ты решил, что это ареры?
– А кто? По старым грехам? Вряд ли. Я перед этим несколько месяцев тихо сидел, готовился. Йоры? Не их метод, они и так трясутся, что дар сдохнет.
– Если ты отдашь амулет арерам…
– Отдам! За Хельгу – запросто. Не мои разборки, пусть сами выкручиваются.
– Не твои? – сердито переспросил Грин. – А кто его украл?
– Между прочим, – встрял Юрка, – амулета у тебя нет.
– По твоей милости, сопляк!
– Зашибись! Можно подумать, я его у тебя из кармана спер!
Грин устало потер лицо ладонями.
– Стоп. Давайте решать проблемы последовательно. Сначала выручим Егора, а там посмотрим, как быть с амулетом.
Огонек трепыхался на конце фитиля, с трудом отвоевывая у темноты жизненное пространство. Еще полчаса, и погаснет. Эрик смотрел на него, то смыкая перед глазами пальцы, то разводя их в стороны. Пальцы просвечивали алым – сердце работало добросовестно, гоняя кровь по организму. В ладонь въелась грязь, под ногтями залегли траурные каемки. Не за скальпель, за мотыгу браться.
Метнулся огонек и едва не погиб – открылась дверь. Эрик снова не услышал, как поворачивался в замке ключ.
– Выходи.
Какое чудо – большой фонарь. Пляшет за стеклом огненная птица, застит глаза. Эрик, ничего не видя, запнулся о порог.
– У, мясо! На ногах держись! – ругнулся конвоир.
Сорок восемь ступеней вверх, высоких, с ложбинками посредине. Над четырнадцатой и тридцатой горят лампы. Лестница заканчивалась площадкой с единственной дверью. Петли лоснились от масла, ключ легко вошел в скважину. Дверь открылась бесшумно – и Эрик подался навстречу солнцу. Оно с трудом проникало в узкий двор-колодец, другому бы показалось тут сумрачно, но только не узнику, чья камера на нижнем ярусе. Ветер погладил небритую щеку, и от этой ласки сдавило горло.
– Направо.
Лекарь помедлил, не желая уходить, и конвоир подтолкнул его.
В кабинете мастера было еще светлее – огромное окно в полстены выходило на внешнюю сторону. Виднелось небо с кусочком пушистого облака. Эрик с трудом заставил себя отвернуться и встать лицом к Фариду.
– Знаешь ее? – спросил мастер.
В кресле, обхватив колени и упершись пятками в край, сидела злая девчонка в рваной поморской одежде. Коротко остриженные пряди едва прикрывали скулы. Девчонка сверкнула на лекаря глазами и отвернулась.
– Нет.
– Ты уверен? Посмотри внимательно. Она утверждает, что невеста Уффа.
– Я не встречался с его женщинами.
Под пристальным взглядом Фарида Эрик поджал пальцы. Мог бы – спрятал руки за спину, но боялся шелохнуться.
– Как только амулет окажется на Середине, немедленно дашь знать, – напомнил мастер.
Эрик торопливо, точно его пихнули в затылок, кивнул.
– Убрать.
Конвоир схватил за шиворот и вытолкал в коридор.
Во дворе Эрик споткнулся, выгадывая пару лишних секунд. Жадным, обострившимся взглядом поймал все: и прозрачное облачко, растворенное в синеве, и черный прочерк промелькнувшей ласточки.
– Топай, – беззлобно сказал конвоир, сам щурясь на солнце. Ему, наверное, тоже не хотелось возвращаться в подземелье.
В камере царила мгла, огонек погас. Эрик беспомощно замер на пороге. Бесполезно было сетовать на несправедливость – узнику полагалась четверть крохотной плошки масла, и не важно, что оно прогорело в его отсутствие.
Лекарь сделал осторожный шаг, второй. Колено уперлось в лавку. Сел. Тишина и темнота сдавили, точно кокон.
Рука скользнула по досками, читая зазубренное наизусть: трещина, выемка от сучка, шероховатость. Пальцы оставались по-прежнему чуткими. Эрик сжал кулак и с силой ударил по лавке. Он испугался только раз, когда в тисках повернули винт и пластины сдвинулись. Не боли, ведь до того выдержал и не такую муку. Нет, он просто явственно, до холодного пота на висках представил искалеченные руки, которые не то что скальпель, топор не удержат.
Струсить один раз – хватило.
Туман казался розовым, поднимающееся солнце с трудом проглядывалось между деревьями. Лес звенел птичьим криком. Далеко окрест разносился стук дятла, неприятно отдаваясь в затылке. Юрка вдохнул прохладный воздух и закашлялся. После «техногенного» мира до сих пор першило в горле. Даже вспомнить жутко раскаленные сумерки, наполненные взвесью пепельных чешуек. Узел там пришелся под искореженный подвесной мост. Скрученный штопором пролет покачивался над головами, и Юрка все время напряженно прислушивался к его скрипу. Ориентиры взять не смог, спасибо, быстро вытащили на Середину. Оттуда две ходки – и вот он, лес. Наконец-то!
Юрка подавил зевок, лязгнув зубами. С позавчерашнего утра подремать удалось не больше пяти часов, и то в какой-то ночлежке. Клопов, казалось, там разводили специально, откармливая постояльцами.
– Ну, я пошел, – сказал Дан.
«Чего еще придумал?» – раздраженно подумал Юрка.
Удивился Грин:
– Куда?
– Шэт, к Жельке в постельку! В «Речной попрыгунчик», естественно.
– Хозяин вряд ли знает, где держат заложницу. А без амулета с тобой разговаривать не будут. Смысл?
– Сообрази, коли умный. Сопляк, ясное дело, рванул деньги срубить, не бесплатно же он меня караулил. Если не приду, могут решить, что Хельга мне не нужна.
Грин кивнул:
– Удачи!
– Встретимся в интернате.
