шиворот. Лицо решительное, точно собрался лбом стенку таранить.
– Чего тебе?
Мальчишка поставил лампу на стол.
– Господин вейн, мне нужно в Бреславль. Срочно.
Дан тронул спусковой крючок. Какой сюрприз! Именно в Бреславль. Именно срочно.
– Просто – вейн, – поправил он.
Мальчишка глянул непонимающе.
– Когда говорят «вейн», то «господин» – не добавляют. Ты разве не знаешь?
Сколько ему? Пятнадцать? Вряд ли больше. Из верхних малолетки редко приходят в одиночку.
– Зачем тебе в Бреславль?
– Нужно.
– Это не ответ.
Выговаривает согласные слишком твердо. Как новичок, который еще не свыкся с чужим языком. Или хорошо притворяется.
– Я ищу одного человека, – нехотя сказал мальчишка. – Слышал, он там. А межсезонье скоро закончится.
– С чего ты взял, что я туда пойду?
– Славская дорога ведет в Бреславль. Если в обратную сторону, то проще через другой узел, а не к нам под дождь. Так господин Тобиус сказал.
Логично. Но таких совпадений не бывает.
– Кого ты ищешь?
– Это мое дело.
Ишь ты, окрысился.
– А болтун Тобиус не объяснил, почему сейчас в Бреславль никто не ездит?
– Опасно. Степняки.
– Угу, они тоже. А что такое проекции, знаешь?
– Пласты из других миров.
О проекциях, значит, слышал, а к вейну правильно обратиться не умеет.
– Ну и какого Шэта я туда попрусь, скажи на милость?
– Я заплачу. У меня есть, вот.
Мальчишка сунул ему часы на кожаном ремешке. Серый экран, светящиеся цифры. Помедлив, последняя «двойка» сменилась на «тройку». Пресветлая Иша, работают! Да их в Бреславле с руками оторвут.
– Откуда такая игрушка?
– С собой была.
– И какой умелец привел тебя на Середину?
– Я сам пришел.
Все чудесатее и чудесатее, как говорит Игорь. Сопляк, без поводыря, пришел и принес работающую электронику.
– А кто научил?
– Никто. У меня случайно вышло.
Вейн усмехнулся:
– Значит, ты у нас талант-самородок.
Мальчишка смотрел угрюмо.
Дан погладил стекло, за которым жили цифры, и нехотя вернул часы. Шэт, да за одну батарейку!..
– Нет.
Подбородок у мальчишки задрожал.
– Но… пожалуйста! Мне очень нужно, честное слово! Я же не просто так! А межсезонье закончится…
И Бреславль станет похож на сыр, изгрызенный мышами. За полдесятка золотых уведут хоть к Шэту на рога.
– Вот джинсовка, говорят, у вас редкость. Ну… у меня ничего больше нет. Мне очень надо!
Карие глаза смотрели с такой надеждой и отчаянием, что Дан почти поверил. Убрал руку с арбалета и скинул наконец-то куртку.
– Пожалуйста, господин вейн, ой, ну, вейн. Я… Мне правда, очень!.. Что хотите!..
– Не ори.
Мальчишка моргнул. Кажется, у него намокли глаза.
– Ну и хрен с вами! Я сам пойду! Все равно! – зло сказал он.
Шэт побери! Ох, прости, милосердная Иша, грешен.
– Ладно. Но обузой не возьму. Мне слуга нужен. Согласен?
– Да, конечно!
Тьфу ты, пропасть!
– Слушай, дите, ты давно на Середине?
Мальчишка явно хотел огрызнуться, но сдержался.
– Уже две недели, – процедил он. – Какая вам разница?
Действительно? Дан скривился в усмешке.
– Как тебя зовут?
– Юрий.
– В вашем мире существует обычай упрощать имена? Младшим, слугам?
– Да.
– Ну и как тебя зовут?
Щенок, глупый кутенок с заплетающимися лапами, а глазами сверкать – так взрослый.
– Юрка.
Дан вытянул ногу, оставляя грязный след.
– Сними с меня сапоги, Юрка.
У пацана заходили желваки на скулах. Верхний мир, что ни говори.
– Ну?
Мальчишка, помедлив, наклонился.
– Так не получится.
Смуглые щеки вспыхнули изнутри багровым.
– Ты уверен, что тебе действительно нужно в Бреславль?
Пацан глянул исподлобья и опустился на пол. Потянул с ноги вейна сапог.
– Ты мой слуга, я твой хозяин. Я иду в Бреславль, ты идешь за мной, – веско, точно ставя тавро, сказал Дан. – Повтори.
– Я ваш слуга, вы мой хозяин. Я иду за вами в Бреславль.
На миг сопляка стало жалко.
– Договор заключен, – буркнул Дан. – Второй снимай, чего застыл?
А может, парень просто отлично играет.
– Сапоги помой. И Жельку сюда позови.
Дождь разошелся и яростно барабанил по крыше. Стена под окном намокла, на полу растеклась лужа. В углу капало: сначала глухо, на дно глиняного кувшина, потом звонко, а сейчас плюхало и грозило перелиться через край.
Дан валялся на кровати без штанов, но зато в шерстяных носках. Желька, томно вздыхая, скалывала волосы. Русые пряди не помещались в горсти, выскальзывали и повисали вдоль щек. Пухлая губа оттопырилась, удерживая во рту шпильки. Руки – полные, белые – двигались неторопливо. Жельке было мало. Дан закрыл глаза. Пусть спасибо скажет, что хоть один раз получилось, после такой-то дороги.
Желька еще повозилась, но все-таки ушла. Проскрипела лестница.