правом прямо сейчас, немедля ни мгновения, с рычанием хищника дорвавшегося до желанной добычи.
— Теперь я свободна? — Катарина положила на стол подписанное соглашение, недовольно посмотрела на императора и замерла, пораженная его взглядом.
— Свободна?.. — невольно повторил Ян, возвращаясь к жестокой реальности, где лавина чувств и желаний была абсолютно лишней… — Да, несомненно, — он не сдержал полной торжества усмешки, — до вечера, любовь моя… а едва стемнеет, я покажу тебе старый город в катакомбах.
Кати сдержалась с трудом. Затем, вспомнив о его словах про ее право решать, решилась на подлость:
— К моему искреннему сожалению, — ложь про сожаление была очевидна, — я откажусь от вечерней прогулки!
— Сомнева-а-а-а-аюсь, — ослепительная улыбка и насмешливое, — за тобой выбор по поводу… скажем так удовлетворения или неудовлетворения моих желаний, но став моей официальной фавориткой, и даже больше, моей фактически младшей супругой, вы, герцогиня, взяли на себя обязательства скрашивать императорский досуг… Следовательно…
Хассиян неожиданно для себя умолк. Он даже не ожидал, что сама мысль о том, что Катарина признала его право владеть собой, столь сильно повлияет на его ощущения. Нет, тела этой женщины он желал и ранее, но сейчас, когда он имел полное право владеть ею, желание стало почти невыносимым. И оказалось слишком трудным связно выражать мысли, представляя собеседницу без одежды и в весьма приглашающем к откровенным действиям положении. И Ян сдерживал себя с трудом, уже детально представляя совместное времяпрепровождение, и напряжение стало невыносимым.
«Еще рано… Слишком рано… не…»
Он не сумел выдержать этой сладкой пытки…
Резкое движение и Ян приник к полураскрытым от испуга губам, но опасаясь причинить вред, аккуратно подхватил за талию, опрокинул на стол…
Касание к ее щеке, скулам, и мучительно-возбуждающее к нежным губам… легкое, быстрое, почти невесомое… И с рычанием упереться руками в стол, страшась дать им волю… И целовать… нежно, бережно, стараясь вложить в каждый поцелуй нечто большее, чем просто страсть… Но видеть лишь страх в ответ! Безотчетный, панический страх и слабые, вызывающие умиление, попытки оттолкнуть его…
«Все, остановись… ты пугаешь ее! Стоять! Слишком рано, слишком быстро, слишком много неуемной страсти!»
И замереть, разглядывая дрожащую девушку, лаская взглядом каждую черточку ее лица и сжимая зубы пытаться взять эмоции под контроль… Смог, сдержал почти болезненное желание овладеть, и невольно улыбнулся, заметив ее прикушенную губу и зажмуренные от страха глаза.
Тихо рассмеявшись, император осторожно подул на ее испуганное личико, затем наклонившись, поцеловал в аккуратный носик и прошептал:
— Это маленькая месть, за то, что так долго думала над моим предложением.
Огромные карие глаза распахнулись мгновенно, и страх сменился яростью. Катарина была напугана происходящим, но в то же время поверить не могла в то, что Ян просто отступил и не продолжил начатое. Дариан никогда не останавливался, даже если она просила об этом… Ранаверн откровенно наслаждался ее сопротивлением, а правитель Ратасса не пожелал использовать ни свое право, ни свою силу.
Поднявшись, Кати так и осталась сидеть на том самом столе, с удивлением глядя на того, кто отныне был ее полноправным повелителем.
Хассиян, посмеиваясь, протянул руку, помогая встать, и улыбка стала лишь шире, когда Кати гневно проигнорировала его жест. Довольный собой и ее реакцией, император вольготно устроился на стуле, мысленно поздравив себя с победой над страстями и страхами. Страсти целиком и полностью принадлежали ему, страх его милой второй супруге. И Ян отчетливо понимал: отступив — он победил, абсолютно и безоговорочно. И ее гнев являлся прямым свидетельством того, что страх был вытеснен гордостью.
А дальше…
«Осталось лишь убедить ее в том, что власть надо мной принадлежит Катарине, — Ян невольно улыбнулся, — этот прием сработал даже с опытной тридцати четырех летней императрицей Ратасса, и нет сомнений, что нежная наивная Кати просто не устоит.»
Но Катарина видела лишь неприкрытое самодовольство и полагала, что причины были совсем иные.
— Значит месть? — корсет вновь стал серьезной помехой для дыхания.
Кати смотрела на его самодовольную ухмылку и злость туманом застилала все вокруг… Ее разум не стал исключением…
«Дариан притворяться долго не смог, — в ярости подумала девушка, — посмотрим, на сколько хватит вас, драгоценный повелитель Ратасса и… Ортанона!».
Медленно подойдя к Хассияну, Катарина склонилась к его губам и неожиданно страстно даже для самой себя поцеловала. И произошло то, что никогда не происходило ни с королем Шарратаса, ни даже с князем Гаоры… Это упоительное чувство наслаждения от поцелуя, Катарина испытала лишь раз в жизни… в карете с Алиссин. Тепло, нежное, приятное, возбуждающее пробежало по бедрам, затопив все ее существо желанием прижаться, раствориться в нем… В следующее мгновение веер порхающей бабочкой упал на пол, а Кати обхватив лицо императора, продолжала его целовать, казалось, позабыв обо всем на свете… Ее пальцы скользнули по темным волосам, и Ян подался к ней всем телом, обнял тонкую талию, прижимая к себе, запрокинул голову, словно стремясь подняться навстречу ее поцелую… Чтобы в следующую секунду замереть, услышав тихое:
— И это тоже была месть!
Катарина нагнулась, подняла веер, эффектным жестом распахнула и, обмахивая раскрасневшееся после произошедшего личико, неспешно направилась к двери.
Она забыла, что в такие игры можно играть на равных!
Хассиян настиг ее прежде, чем Кати успела прикоснуться к дверной ручке, развернул, прижал спиной к стене и уже не сдерживаясь, впился страстным поцелуем, во все еще самодовольно улыбающиеся губы.
И отслеживать каждое движение, каждый жест, каждый судорожный вздох, чтобы вызвать ответное желание, заставить играть по его правилам в самую бесконечную из игр, что существуют между мужчиной и желанной им женщиной… И снова упираться ладонями в стену, пытаясь одновременно и унять дикий жар, и дать ей почувствовать себя контролирующей ситуацию… Сумел, заставил, и вместо страха тихий, полный осознания своей власти смех… «Наивная Катарина, — он едва сдержал усмешку, — сладкая, нежная, наивная Катарина».
Оторвался от ее губ, произнес с деланным спокойствием:
— А это была месть за попытку меня соблазнить в спальне леди Мертеи…
Катарина нервно кусала покрасневшие от поцелуев губы, но в то же время… соблазн заставить его стонать от желания, а затем насмешливо оставить ни с чем, оказался слишком велик…
Белоснежная рука метнулась к сильной шее, обняв и притянув его снова. Она потянулась и сама, закрывая глаза и позволяя превратить поцелуй в нечто большее…
В этот поистине упоительный миг Ян был безмерно благодарен женской привычке закрывать во время поцелуя глаза, потому что даже с его железной выдержкой скрыть торжествующую ухмылку он был бы не в силах.
И он уже знал, что следующим ее действием, будет очередная проверка собственной власти над ним.
— Остановитесь, — весьма предсказуемо потребовала Катарина, и едва повинуясь ее требованию, император отошел, нагло добавила, — а это была месть за… бессонную ночь! И ваши издевательские дары!
Откинув голову Хассиян расхохотался, чрезвычайно довольный и ее поведением и ее словами, тем, что уже знал — эту игру даже сейчас можно довести до логического, в его понимании, конца. Но весьма увлекательное развлечение прервал лорд Анеро, спешно вошедший в зал за документами и даже не подозревающий о том, что прервал монаршьи любовные игры. Анеро вздрогнув едва заметил исполненный
