красоточки вы мои костлявенькие! Знали бы вы, что на одни только денежки, незыблемо лежащие на моих сберкнижечках, я мог бы закупить все заграничные штучки-дрючки на этом проспекте! А, каково! Но я помалкиваю. Мне вовсе ни к чему, чтобы вы узнали об этом. Не та теперь эпоха.
А они там чудаки все-таки. Думают, наказали меня, убрав на пенсию. А я свое место знаю. И меру свою знаю. Я даже рад, что теперь не у дел. Только теперь я получил возможность по-настоящему оценить то, чего я достиг в жизни, и насладиться этим. Только вот Генерал слишком громко сверху топает. И мебель двигает, грохочет. Зачем ему это? Жена говорит, что он со своей Генеральшей собачится. Стульями в нее кидает. Надо будет намекнуть ему еще раз, чтобы чуть-чуть потише. Не один же он и доме живет. Как- никак, а мы ведь тоже люди. И собачка его прямо на лестнице гадит. Это безобразие.
Я предпочитаю гулять с Академиком, а не с Генералом. Генерал хам, матерщинник. Ко всем обращается на «ты», хотя не терпит, когда к нему обращаются так же. Он в жизни не прочитал ни одной книжки. Стоит заговорить с ним на какую-нибудь тему, как он обрывает тебя: ты, мол, мне мозги не засирай, говори прямо без этой…йни-муйни. Конечно, книжки ему ни к чему. У него жизненный опыт. Но иногда хочется поговорить, а с ним это не получается. Далее, у Генерала «собачка». Собачка эта размером с африканского льва. И зачем только таких разводят? Ничего в ней, кроме размеров, нет. Ни ума, ни игривости. Даже на задних лапах стоять не может. А палку бросишь — даже глазом не поведет. Ленится. Академик говорит, что эту породу у нас специально вывели для престижа. Западу нос утерли. Переплюнули ихних сенбернаров и ньюфаундлендов. А главное — с такой собакой сразу видно, кто ее хозяин. Она — как погоны генеральские и ордена. Сразу видно. Чтобы такую собаку держать, площадь нужна, специальная кормежка, уход как за балериной. Это со всякими волосатыми козявками пыль в глаза пускать можно. В Министерстве Стройматериалов, например, вахтер имел точно такого же пуделя, как у министра. А такую псину даже генерал-лейтенант еще не может себе позволить. Выходит наш Генерал со своей такой «собачкой» на проспект, и уж никто ничего не видит, кроме этой тупой твари. «Собачка» спокойно рассекает людской поток. Генерал, занимающий своим мощным пузом три четверти тротуара, прет за ней. А ты вынужден приспосабливаться где-то сбоку, как будто ты не тот самый, а просто так, какой-нибудь. И наконец, у Генерала убеждения сохранились нетронутыми еще с тех времен. Убеждения-то, конечно, правильные. Но нельзя же так прямолинейно. Чуть что, Генерал орет на весь проспект: сажать, к стенке ставить, дать по мозгам, заткнуть глотку! Прохожие усмехаются, оглядываются. Того и гляди узнают. Неприятности могут быть.
Избежать прогулок с Генералом я не могу, поскольку он живет надо мной и в любое время может устроить такой топот, что с квартиры сбежишь. Он так прямо и сказал мне, когда я однажды возразил ему что-то, что устроит такой топот, что на край света сбежишь. И что ему ничего за это не будет. Я залепетал что-то об обмене, а он только посмеялся. Я, говорит, сделаю так, что никто не поедет сюда ни за какие деньги. Или, говорит, добьюсь, и тебя выселят подальше на окраину. Вождю пожалуешься? Ха-ха! Жалуйся! Я, мол, срать на него хотел! Тоже мне маршал нашелся! Маршал, а близко к фронту на тыщу километров не подъезжал! Пулемет от зажигалки отличить не может!! Ха-ха! А не то, говорит, я тебе и кое-что похуже устрою. Кран, к примеру, забуду на кухне или в ванной на ночь закрыть. Мне что, подберут бабы воду с кафельного пола, и все. А у тебя штукатурка с потолков обвалится. Знаешь, во что ремонт обойдется? То-то! За счет ЖЭКа? Ха-ха-ха! Да тебе десять лет делать будут. На поллитровки сдерут еще больше. А ты скупердяй, я знаю. Вы все там скупердяи!
Вот и толкуй с ним после этою! Выход один: ответить на удар ударом. Ладно, говорю я, в таком случае можете не рассчитывать на строительные материалы для новой дачи. Удар попадает в цель. Генерал начинает заискивающе хихикать: мол, он пошутил. Знаем мы эти солдатские шуточки! С такими самодурами можно иметь дело только с позиции силы.
Зато Академик у меня в руках: я сам могу устроить ему топот и потоп. Академик для меня — мелочь. Хотя тут тоже нужна осторожность. Вдруг донос напишет! Они, ученые, в этих делах мастера.
По праздникам Генерал надевает парадный мундир, увешивается орденами, и его возят в какое- нибудь учреждение (согласно распределению Горкома Партии) сидеть в президиуме, приветствовать, поздравлять, вручать, делиться воспоминаниями. Академик, увидев однажды сверкающее орденами необъятное пузо Генерала, сказал, явно сгорая от зависти: и за что только этому чурбану дали столько наград?! Как за что, возмутился я, он же командовал войсками при взятии
Академик постоянно злоупотребляет научными и иностранными словечками. Когда увлекается, начинает говорить нараспев и слишком громко, намеренно привлекая к себе внимание прохожих. Это тоже действует неприятно. А в остальном он хороший собеседник. Он понимает ход моих мыслей и обычно соглашается. Живет он с дочерью и зятем. Дочь — страшная и неопрятная женщина за сорок. С приветом, как говорит моя Жена. Зять — молодой парень лет тридцати, с бородой, с гонором и себе на уме. Ядовитый и противный парень. Но его прогрессивность не мешает ему жить за счет тестя, пользоваться его квартирой и дачей. Кстати, о даче…
С дачей меня тогда надули: отобрали. Но в порядке компенсации мне дали отличный участок недалеко от города и безвозмездную ссуду на постройку дома. Если бы я оставался на прежнем посту, на такую ссуду можно было бы два дома построить, так как я все необходимое имел бы по государственным ценам, то есть за гроши. А теперь пришлось покупать все у леваков, то есть втридорога. И тут я пожалел, что своевременно не занялся своей дачей (помимо казенной), на имя Жены. Я не ожидал, что меня отставят. Это моя ошибка. Мой преемник, еще будучи моим помощником, ухитрился отгрохать дачу на имя матери, потратил он на нее тысяч десять, а сейчас она оценивается в сто пятьдесят.
Однако у меня сохранились некоторые полезные прежние связи. Плюс к тому меня включили в комиссию по оценке иностранных автомашин, сдаваемых на продажу в комиссионные магазины. Включили, конечно, по решению Горкома Партии. Это партийное поручение открыло мне путь к власти не менее значительной, чем прежний пост, но совершенно не обременительной и безответственной. Уже через пару месяцев трудно было назвать влиятельное лицо в городе, к которому я не имел бы доступа. Номинально (по официальной должности) это все лица второго и третьего сорта (заместители, помощники, секретари, референты, кладовщики, завхозы и т. п.), а фактически, в чем я убедился, это обладатели реальной несокрушимой власти общества. Только теперь я начал понимать, что ранее я имел все свои жизненные блага исключительно за призрак власти, прикрывающий собою власть в собственном смысле слова. Мне платили за то, что я не мешал властвовать фактическим хозяевам. От меня, можно сказать, откупались. Мне предложили пост председателя оценочной комиссии. Но я отказался. И правильно сделал. В качестве рядового заслуженного члена я значил бы больше. Председатель комиссии (кстати сказать, бывший секретарь Обкома Партии) уже через полгода ходил передо мной на задних лапках. Вот тогда-то я и начал строительство своей дачи. Ссуда, конечно, пригодилась. Но она ушла вся на поллитровки шоферам, сторожам, рабочим и прочей мелюзге. Что же касается материалов и самого строительства, на это не пошло ни копейки. Многие даже в долгу у меня остались. При этом я ни на йоту не вышел за рамки законности. И я пришел к выводу, что наши законы суть наилучшие за всю историю человечества, если, конечно, у тебя есть голова на плечах. Главное — занять такое официальное положение, чтобы каждый твой шаг был оправдан законом и чтобы у тебя просто не было возможности преступить закон.
За полгода я построил самую роскошную дачу в нашем дачном поселке. Я это знаю, ибо был сразу же избран членом правления дачного кооператива и знаю все дачи поселка лучше их владельцев. Начиная строительство, я дал архитектору, инженеру и прорабу особое задание: чтобы дача была просторной внутри и скромной снаружи; чтобы она терялась в глубине участка и не привлекала внимания. Прочие дачевладельцы обвиняли меня потом в безвкусице, в жадности и т. п. Но я не был тщеславен и знал, чего хочу.
