Обычно крокодил может бесноваться несколько часов подряд, а только потом выбивается из сил и уходит под воду. Но боль от впившегося в челюсти крючка не дает ему лежать на дне, он поднимается с грунта, опять начинает бесноваться, и так, пока не издыхает от полного истощения сил и нервной системы. Но это может случиться и на вторые, а то и на третьи сутки.
Правда, столько ждать нам не пришлось. Крестьянин сдержал свое обещание. Примерно через полчаса он, не отвязывая веревку от столба, стал тихонько подтягивать жакаре к помосту. Шум в тростниках стоял страшный. Когда крестьянину удалось вытащить жакаре на чистую воду, то оказалось, что на крючок попал довольно обычный экземпляр жакаре размером примерно около полутора метров. Несмотря на свою сравнительно небольшую величину, вид его был устрашающий. Бывает, что крючок во время подобной охоты вонзается в одну из челюстей. Но на этот раз крокодил, по всей вероятности, проглотил приманку вместе с крючком. Может быть, он быть очень голоден и поэтому неразборчив в пище. Во всяком случае, челюсти его свободно двигались, и он хлопал ими довольно громко. Ребята на всякий случай прижались к стенке хижины.
— А ну-ка, друзья, выходите быстро на помост, если не хотите искупаться в Тапажосе.
Предупреждение крестьянина было нелишним. Когда ловлю жакаре ведут с борта шлюпки или небольшой моторной лодки, охотникам приходится все время быть настороже. Поймав жакаре на гарпун или на большой крючок, никогда нельзя быть уверенным в собственной безопасности. Очень часто жакаре притворяется мертвым, и когда к нему подплывает лодка с охотниками, то он прилагает максимум усилий, чтобы перевернуть ее. Если же это ему не удается, то он в слепой ярости бросается вперед, стремясь перепрыгнуть через борт. Несмотря на свой небольшой размер — он достигает максимум двух с половиной метров, — жакаре, бывает, и выполняет свое намерение. Правда, это случается только в том случае, если охотники люди неопытные. Мы вошли на помост и помогли подтянуть жакаре к помосту. Сам же хозяин встал на колени, взяв в руки довольно увесистую дубинку. Когда жакаре был подтянут к самому помосту, крестьянин размахнулся и ударил хищника дубинкой между глазами. Втащить затем животное наверх для трех мужчин было делом пустяковым, потом крестьянин для большей уверенности еще два раза хватил жакаре дубинкой. Охота увенчалась успехом.
Крестьянин вошел в дом и вынес оттуда факон. Перевернув жакаре на спину, он сделал разрез вдоль от челюсти до кончика хвоста и, ловко орудуя факоном, раскрыл шкуру крокодила. Операция не могла вызвать у зрителей возвышенных эстетических эмоций.
На вопрос, много ли здесь встречается жакаре, крестьянин пожал плечами.
— Ну, раз в неделю, по крайней мере, мы обязательно убиваем одного, а то и двух жакаре. А если специально для охоты на жакаре пойти в ближайший игарапе (рукав реки), то пустым никогда никто не возвращается.
Разговаривая, крестьянин кое-как счищал наиболее крупные куски мяса и сала, приставшие к коже жакаре, потом поднялся с помоста и, вешая ее на протянутую веревку, произнес:
— Ну вот, ваша шкура готова. Пускай она полчасика посохнет на солнышке, и можете ее забирать. Вам — удовольствие, а мне семьсот крузейро. По правде сказать, такой прекрасный жакаре стоит все восемьсот крузейро.
Намек был понят, и крестьянин опустил в широкие карманы брюк четыре бумажки по двести крузейро.
Это была большая удача — увидеть своими глазами весь процесс охоты на жакаре.
Хотя бразильский жакаре и уступает своим африканским собратьям — аллигаторам Нила и других рек, все равно дело с ним иметь опасно. Вернувшись в Рио и перебирая свой архив, я встретил заметку от 18 января 1963 года из газеты «О жорнал». Там было помещено интервью с тремя японскими кинооператорами, которые несколько месяцев провели во внутренних районах Бразилии, снимая фильм о жизни на Амазонке. Один из операторов, Кенхиро Накахара, рассказал, что, когда они находились недалеко от городка Абидаса, который расположен километрах в ста выше по течению реки Амазонки от Сантарена, и приготовились снимать нескольких жакаре, отдыхавших на противоположном берегу небольшого притока Амазонки, они увидели, как сверху по течению несет небольшую лодочку, в которой сидел серингейро. У него, видимо, сломалось весло, и он не смог справиться с сильным течением. Заметив кинооператоров, серингейро привстал в лодке, что-то крикнул, но вдруг потерял равновесие, пирога опрокинулась, и он оказался в воде. Расстояние от японцев до добытчика каучука было примерно сто пятьдесят метров. И тут кинематографисты заметили, что с берега ринулись три больших жакаре. Они стремительно приближались к барахтавшемуся в воде бразильцу, и через две минуты все было кончено. Эту ужасную сцену японские операторы засияли на пленку.
Положив шкуру на корму, мы двинулись дальше. Но не прошло и часа, как Ассис начал потихоньку чертыхаться, бросая рассерженные взгляды на добычу.
— Слушайте, сеньор, — сказал он, — а не лучше ли нам избавиться от этой шкуры? Все равно нельзя взять ее с собой в Рио-де-Жанейро. Ни один летчик вас не посадит в самолет, если узнает, что вы везете с собой свежевыделанную шкуру. Она же плохо начнет пахнуть на следующий день. А сейчас посмотрите, что у нас творится на корме!
Действительно, над шкурой убитого крокодила вился целый рой каких-то больших мух.
— С этими насекомыми нужно быть особенно осторожными, — продолжал Ассис. — Мой брат целый год болел, когда его укусила одна большая муха здесь, недалеко от Бразилиа.
Я, пройдя на корму, скинул шкуру в воду. Она несколько секунд покачалась на волнах, потом медленно опустилась на дно Тапажоса.
Не успела кожа жакаре опуститься на дно, как за небольшим островком открылся вид на поселочек Бразилиа. Здесь нужно было останавливаться на ночевку, потому что до темноты гайола не могла бы дойти до следующего пункта — поселка Авейрос. Кроме того, мы хотели утром завернуть в приток Тапажоса — на реку Купари.
Оставлять лодку без присмотра у причала Ассис не хотел и решил ночевать на борту «Эсперансы». Ничего не поделаешь, пришлось из чувства солидарности устроиться тут же, расстелив на скамейке жесткий брезент. Ассис примостился на корме. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел на усеянное звездами небо. Речные волны, медленно подгоняемые слабым ветерком, чуть слышно плескались о борт лодки. Было не больше семи часов, и спать не хотелось.
— Скажите, сеньор, — вдруг спросил Ассис, — правда, что в ракете летают вокруг Земли три человека из вашей страны?
— Сейчас не знаю, а вообще летали.
— А мы, бразильцы, еще не летали?
— Пока нет, но наступит день, и бразильцы полетят.
— Интересно, говорят, Луна большая, все равно как наша Земля. Там есть такая река, как Амазонка, или хотя бы как эта, Тапажос?
— Что ты! Там вообще не существует никаких рек.
— Вот, наверное, скукота-то у тамошних местных жителей!
— Жителей там тоже нет.
Ассис больше не стал задавать вопросов, видимо усомнившись в глубине моих знаний о жизни на небесных светилах. Однако потом не выдержал, решив поставить все точки над «и».
— В таком случае трудно придется людям, которые попадут на Луну. Рек нет, людей нет. Вы представьте, если бы у нас не было ни Амазонки, ни жителей на Амазонке! Попробуй тогда продраться сквозь чащи и лианы джунглей! Да, трудно им придется: на каждом шагу опасность.
С выводом моториста о трудностях, подстерегающих первых путешественников на Луну, нельзя было не согласиться. Конечно, не вдаваясь в детали относительно лиан и лунных джунглей, Ассис был явно доволен, что собеседник придерживается такого же мнения о существовании риска для первых путешественников на Луну.
— Кто-нибудь есть на гайоле? — вдруг послышался невдалеке голос.
— Есть! — отозвался Ассис. — А в чем дело?
— Подвиньте ее немножко, метров на десять вперед, потому что вы заняли наше место. — В темноте были видны очертания гайолы, похожей на нашу «Эсперансу».
Ассис нехотя встал, покопался под навесом, вытащил оттуда старый железный фонарь и укрепил его
