разрешается летать только тем пернатым, которые расцвечены так же ярко, и бесчисленные стайки попугайчиков, словно оторвавшиеся от деревьев листья, перелетают с одного берега на другой. Но проходит несколько часов, духота спадает, а на ее место приходит легкая дымка тумана. Приходит незаметно, оседая на земле, воде и даже забираясь ввысь, затушевывая излишки красок со всего, что попадается ей на пути. И тут вся живность, прятавшаяся до этой поры в гнездах, чащобах, под шапками тенистых кустарников, вся живность вылезает на свет божий и начинает охоту за более слабыми. Мы надеялись получить какое-нибудь облегчение к вечеру, но появились миллиарды москитов, проникающих во все щели, с прескверным, злым нравом, с единственной ярко выраженной чертой характера — стремлением кусать несчастных путников. Только теперь стала понятна практическая польза от намазывания индейцами всего тела густым слоем уруку: москиты просто не в состоянии укусить местных жителей и, застревая в краске, умирают от злости. Мы же были беззащитны, и оставалось только запастись терпением.
Возвращались обратно в полной темноте. У нашего «джонсона» то и дело засорялись свечи, мотор чихал и останавливался, а течение относило лодку неизвестно куда. Поездка была удачной: все поручения «Капитан Васконселос» выполнены, а в моем блокноте заполнились еще новых десять страничек и про пост, и про встречу с новым племенем, и о неизвестных индейцах, впервые увидевших белого человека, и про многие другие интереснейшие вещи.
Ноэл и Орландо не садились ужинать, поджидая нас. Вместе с ними встречал моторку и Вакукума, индеец из племени камаюра, с которым мы договорились ехать ночью на рыбную охоту. У меня давно был приготовлен для этой цели мощный фонарик, а Вакукума, как вообще все индейцы, не расставался никогда с луком и стрелами.
…Был час ночи, когда наша пирога мягко ткнулась носом в песчаный берег у поста. На дне каноэ поблескивали тридцать две крупные рыбины. Весь улов был отдан компаньону.
Время командировки промелькнуло незаметно. Наступил момент расставания, и тут я вспомнил, уже подходя к прилетевшему за нами самолету, что не видел ни одного шамана. Позор для советского журналиста! Быть в гостях у индейцев и не разоблачить махинаций хотя бы одного шамана!
— Слушай, Сарироа, — спросил я вождя племени, — а кто у вас в племени шаман? Ну, паже по- вашему?
— А-а, паже, — понимающе кивнул Сарироа, — паже тоже я. Я вождь, и паже тоже я. Слушай, — перевел он разговор на более интересующую его тему, — когда ты вернешься к нам из своего трибу, привези мне долгий свет (фонарик) и хорошую нить для рыбы (леску из нейлона).
Уже в самолете я сделал последнюю запись в блокноте, где говорилось, что у индейцев племени иолапити разрешено совместительство. Пример: Сарироа числится одновременно на двух штатных должностях: вождя и шамана племени.
В шумный Рио я вернулся обладателем уймы записей об индейцах района Шингу и желанием сразу же начать подготовку к следующей, еще более интересной командировке.
Пламя костра освещало перед хижиной Орландо только небольшой участок вытоптанной площадки, не в силах пробить дальше пределов ее густой тропической темноты. Орландо полулежал в гамаке, слегка раскачиваясь и время от времени вставая, чтобы подбросить в костер очередное полено.
Доктор Ноэл, отправляясь в эту экспедицию, все-таки выполнил свое намерение и забрал с собою в самолет легкую раскладушку. Сейчас он спал на ней в стороне, сладко похрапывая, накрыв голову от москитов марлевой сеткой, только теоретически предохранявшей от укусов несносных насекомых.
По всему лесу вокруг поста Леонардо Вилас-Боас виднелись огни костров индейских племен, пришедших сюда, на реку Туа-Туари, как только получили сообщение о прилете экспедиции во главе с доктором Ноэлом.
Второй врач, рабочий-мулат, служивший по контракту на посту Орландо, и я сидели на корточках, смотря на веселые язычки пламени. Рядом с нами пристроилось несколько индейцев, судя по ушным украшениям, из племени камаюра.
Минувший день был настолько насыщен впечатлениями, что было видно, как все смертельно устали. Самолетик экспедиции прилетел часов в одиннадцать утра, и четырехчасовой перелет из Алта-Гарсаса проходил при довольно скверных метеорологических условиях. Но лететь было необходимо, так как доктор Ноэл и его команда врачей обязаны были вовремя прибыть на пост Леонардо Вилас-Боас, где все было готово к празднику и уже собрались почти все племена или представители племен территории Алта- Шингу.
Правда, праздник интересовал только меня. Доктор же Ноэл и его коллеги рассчитывали воспользоваться праздником, с тем чтобы застать как можно больше индейских племен на одном посту и быстро провести очередной годовой медицинский осмотр индейцев. Все знали также, что начальник поста Орландо Вилас-Боас с нетерпением ожидал прибытия самолета, так как на нем должны были привезти ему продукты и подарки для индейских племен. Несмотря на волнения и опасения, все кончилось как нельзя лучше. Ко всеобщему удовольствию, самолет прибыл вовремя.
Собственно говоря, событие, отмечавшееся на посту Леонардо Вилас-Боас, не подходило под категорию праздника. Оно устраивалось в связи с годовщиной смерти Леонардо — брата Орландо Вилас- Боаса. Даже если быть точным, то смерть Леонардо Вилас-Боаса произошла не в тот день, в который отмечалась годовщина. По местным индейским обычаям, день памяти вождей (а Леонардо индейцы считали одним из верховных вождей) отмечается раз в год, но не обязательно в день годовщины смерти. Этот праздник скорее можно назвать индейскими поминками (скорее всего к празднику подходит название «церемония освобождения душ мертвых»). На языке камаюра он называется гуарипе. Орландо устраивал его, желая собрать индейские племена около своего поста.
Я даже не узнал главной площади стойбища, где в минувшем году прожил несколько дней. В разных концах ее индейцы устанавливали обрубки стволов деревьев. Некоторые из них были разрисованы красной, белой и черной краской. К верхней части лианами прикрепляли самые яркие, самые длинные перья попугаев арара. Некоторые из чурбаков уже были полностью обряжены и установлены на надлежащих местах, около других еще суетились индейцы, торопясь закончить приготовления к началу церемонии. Я обратил внимание, что женщины не принимали участия в подготовке к празднику. Орландо объяснил мне, что каждый такой обрубок ствола символизирует одного из умерших вождей. А вон тот, показал он на самый большой чурбак, принадлежит душе Леонардо.
Суть церемонии заключалась в следующем: племена этого района считают, что когда умирает вождь или же видный деятель племени, то душа его продолжает оставаться в стойбище, и спустя некоторое время необходимо провести церемонию освобождения душ. После церемонии душа вождя покидает стойбище и отправляется в дальний лесистый район, который называется на языке камаюра итиума. Обычный человек не может попасть в район итиума, потому что он находится совсем рядом с солнцем.
Но вот все приготовления окончены. Мы уселись на почетные места около хижины Орландо. По краям площади разместились остальные зрители и, видимо, часть участников церемонии: дети, женщины, старики. Вдали, за деревьями, можно было заметить группы индейцев различных племен, тела их были раскрашены праздничным орнаментом, на голове у каждого большая диадема из перьев, на шеях и бедрах самые лучшие украшения — нитки голубых бус. Несколько поодаль стояли шаманы племен, вооруженные луками, стрелами, держа в правой руке марака — особый вид колотушки.
По какому-то особому знаку на площади установилась относительная тишина. Шаманы взмахнули марака, и один из них издал крик, имитируя рычание ягуара. Тотчас же после этого с разных сторон на площадь выбежали друг за другом воины различных племен и начали исполнять танец, сопровождаемый песней, обращенной к мавутсиниму. Мавутсиним — это бог войны. Лица индейцев были раскрашены черной краской с поперечными и продольными белыми полосами. Время от времени шаманы опять издавали крик, имитируя рев ягуара, и все воины подхватывали его. Танцы длились минут двадцать пять — тридцать. Потом в центр площади выскочили два воина — лучшие борцы племени. Это были как бы
