сильнее или слабее. Чем выше пост, тем опаснее зараза. И вакцины нет, пока не смогли ее открыть. С Саакашвили метаморфоза произошла очень быстро, значит, изначально в нем что-то было не так. Если бы человек шел к власти, чтобы помочь стране, он не поддался бы искушению с подобной легкостью. Вскоре после премьеры «Солдата» у нас состоялись гастроли на сцене Театра Моссовета, но я решил не везти спектакль в Россию. С одной стороны, не хотел выносить сор из избы, с другой — понимал, что реакция московской публики на увиденное будет неоднозначной. У Миши очень мощное лобби — и в Грузии, и за ее пределами. Он сумел убедить мир, что является светочем демократии и ярым борцом за свободу. Попытка объяснить, что это, мягко говоря, не совсем так, наталкивалась на недоумение. Саакашвили умело построил потемкинские деревни, в которые многие поверили. Надежды, связанные с его приходом к власти, быстро сменились разочарованием, а затем и страхом. В Грузии это давно почувствовали, а на Западе у людей лишь сейчас раскрываются глаза. Последние выборы в парламент помогли. В России все поняли раньше. После войны из-за Южной Осетии.
— В августе 2008-го мы с друзьями сели в машину и поехали в сторону Гори, где попали под бомбежку российской авиации. Пришлось удирать... В Тбилиси вернулись лишь дней через двадцать. Я видел все своими глазами и даже записал видеосвидетельство для архива... Понятно, что эта история на долгие годы. Напрашивается параллель с Эльзасом и Лотарингией, которые отошли к Германии, а после Первой мировой войны вернулись в состав Франции. Я ставил спектакль в Саарбрюккене, а обедать вместе с немцами ездил в ресторан по другую сторону границы. Мне кажется, правильный путь предлагает Бидзина Иванишвили: надо создать в Грузии такие условия для жизни, чтобы народы Абхазии и Южной Осетии захотели вернуться. Конечно, это быстро не делается...
— Года с 94-го. Мы тогда привозили в Москву «Кавказский меловой круг», «Макбет»... После окончания гастролей Бидзина позвал меня с артистами на дачу. Сказать, что мы стали близкими друзьями, не могу. Да, лет восемь назад он профинансировал ремонт Театра Руставели. Но Иванишвили очень многим помогал в Грузии и никогда не афишировал этого, наоборот — просил, чтобы его не называли. Это выглядело немного наивно, в республике знали, сколько делает Бидзина, тем не менее вслух имя не произносилось. Когда в октябре проводились парламентские выборы, я прилетел в Тбилиси, чтобы проголосовать, посмотреть, как все идет. Бидзина опять пригласил меня к себе. Как я понял, ему захотелось выговориться, излить душу перед человеком из другого мира. Все-таки вокруг него бизнесмены, политики, а я вращаюсь в иных сферах. Хотя режиссерам тоже нельзя слишком доверять, мы можем сразу все разболтать... Бидзина подробно рассказал мне о причинах, заставивших включиться в борьбу за власть. В этом большую роль сыграли его сыновья, убедившие отца, что надо вмешаться, спасать Грузию...
— Бидзина спросил, готов ли я к такому шагу. В тот момент я не представлял себе ситуацию в театре и не дал четкого ответа, но стал вникать и решил попробовать. Написал об этом в Facebook, спьяну позволил лишнее в адрес управляющего театром, пришлось потом даже извиняться. Все спектакли, которые я ставил, формально сохранились в репертуаре, но игрались редко, нерегулярно. Помещение сдавалось в аренду, тут проходили съемки каких-то телешоу, репетировались мюзиклы, даже оперы, где главная роль отводилась фаворитке Саакашвили, эстрадной певице... Люди решили делать деньги.
— Нет, даже в самые тяжелые времена. Неправда, что музы молчат, когда говорят пушки. В начале девяностых проспект Руставели лежал в руинах, здание театра почти не отапливалось, зрители сидели в шубах, электричество часто отключалось. Помню, показывали «Доброго человека из Сезуана», и минут за пятнадцать до конца погас свет. Наш директор связался с коммунальщиками, ему ответили, что авария надолго, он поднялся на сцену и объявил: мол, надо расходиться, извините. Но у части публики оказались мощные фонарики, тогда в Тбилиси повсюду была темень, люди подошли к рампе и стали подсвечивать. Так и доиграли спектакль. В финале плакали все — и актеры, и зрители. Разное случалось за пятьдесят лет в театре...
— Да, со стороны может выглядеть именно так, хотя я не собираюсь никому мстить или сводить счеты. Психологически ситуация не слишком комфортна, поскольку в глазах людей теперь уже я ставленник новой власти. Но я-то знаю: это неправда. Мой дедушка был известным большевиком и давал рекомендацию Иосифу Сталину для вступления в партию. Революционный дух сидит во мне, передался с генами. Если Иванишвили и его команда начнут отходить от провозглашенного курса, молчать не стану. Речь ведь о будущем страны, о нравственности и порядочности. Такими вещами не шутят.
— Звали, но я отказывался. На митинги приходил, в поддержку говорил, но от непосредственной политической работы я все-таки далек. Каждому свое.
— После премьеры «Местечка» я собрался в Грузию, и Сан Саныч сказал: «Если на выборах победит Иванишвили и позовет обратно в худруки, не отказывайся. Но и от нас не уходи...» Мне и самому неловко оставлять «Et Сetera»: люди протянули руку помощи в трудную минуту.
— Ну почему? У меня много друзей, знакомых. Хотя, если честно, в последние месяцы почти не выходил из здания театра. В «Et Сetera» есть служебная квартира, в ней проводил все время. У меня даже нет теплого
