закончил аспирантуру, хотел стать художником-абстракционистом в богемной Гринвич-Виллидж пятидесятых, прежде чем подчинился прессингу семьи и получил диплом юриста. Узнав, что я отодвинул в сторону свое страстное желание стать фотографом и ввязался в корпоративные игры, он испытал желание меня защитить и через пару недель после моего появления в отделе распустил слух по фирме, что спустя тридцать пять лет работы в «Лоуренс, Камерон и Томас» наконец-то нашел себе замену, своего
— Если ты будешь делать все правильно, я позабочусь, чтобы тебя сделали полноправным партнером через пять лет, — заявил он, когда кончился мой двухмесячный испытательный срок в отделе. — Только подумай, абсолютно надежная карьерная перспектива к тридцати трем годам. И поверь мне, ты сможешь купить множество камер на деньги, которые будешь тут зарабатывать.
Еще одна приманка в стиле Мефистофеля болталась перед моим носом.
Телефон на моем столе зазвонил. Я нажал на кнопку и услышал гнусавый голос Эстелл:
— Ваша жена не отвечает, мистер Брэдфорд.
— Попытайся еще раз через полчаса.
— Мистер Майл интересовался, не найдется ли у вас минутки…
— Скажи ему, я зайду через пятнадцать минут. Только закончу с поправками в документе Берковича…
Поправки заняли не более пять минут. Я слегка уточнил формулировки относительно выплат по доходам с тем, чтобы никакая заблудшая овца из клана Берковичей — наследников самого большого в Хантингтоне предприятия «Линкольн Континентал дилершип» — ни при каких обстоятельствах не смогла бы потребовать доли в наследстве, если не будет упомянута в завещании. Затем я снял трубку, нажал кнопку быстрого набора и соединился со своим домашним телефоном. Услышал ответ:
—
Черт! Пердита, наша полностью легальная (можете мне поверить, я проверял ее грин-карту) домработница из Гватемалы.
—
—
—
—
—
Весь день нет дома. Не оставила номера телефона, по которому можно с ней связаться. А дети гуляют с няней. Я закусил нижнюю губу. Сегодня был четвертый день подряд, когда она уходила из дому в девять утра. Я это точно знал, потому что пытался до нее дозвониться из офиса, надеясь каким-то образом с ней помириться.
— Что-нибудь интересное сегодня?
— Нет.
Я открыл записную книжку и набрал номер Венди Вэггонер — жившей по соседству писательницы, автора кулинарных книг (уверен, вы читали ее книгу «Волшебство для вашей талии: лучшая диета»). Она также была единственной знакомой мне сорокалетней дамой, которая продолжала носить килт в складку с огромными булавками. Вышла замуж за первоклассного кретина по имени Льюис, закончившего Йельский университет в 1976 году, который занимал крупный пост в отделе ценных бумаг и однажды поведал мне, что если не считать секретарей, то он не помнит, когда в последние годы разговаривал с кем-то, кто зарабатывает менее $200 000 в год. Именно таких людей я всегда старался избегать, но Бет нравилась общаться с мелкими знаменитостями вроде Венди, и поэтому раз в неделю она играла с ней в теннис. Возможно, сегодня был именно тот день.
—
Еще одна горничная из Латинской Америки. Думаю, весь Нью-Кройдон обретает свою прислугу в агентстве занятости к югу от границы.
— Венди дома? — спросил я, внезапно притомившись говорить на нескольких языках в Коннектикуте.
— Сеньора Венди сегодня в городе. Что передать?
— Ничего, gracias, — сказал я и повесил трубку. Нет никакого резона давать Венди повод для любопытства, с какого это перепугу я звоню ей на неделе с утра пораньше в поисках жены. Не стоит давать ей тему для сплетен во время ее еженедельных званых обедов:
Зазвонил телефон. Снова Эстелл:
— Мистер Майл интересуется…
— Уже иду, — сказал я.
Его офис был рядом с моим. Состоял он из двух комнат. Массивный письменный стол, как и полагается президенту. Слишком мягкие кресла. Стол красного дерева, за которым проводились совещания. Плохие картины эпохи федералистов. Своя ванная комната. Я дважды постучал и вошел. Он сидел в огромном кожаном кресле и выглядел еще меньше, чем обычно.
— Красивый костюм, — заметил он, разглядывая мой темно-серый костюм в полоску. — Брукс?
— Хьюго Босс.
— Позволяешь фрицам себя одевать?
— Вы могли бы познакомить меня с вашим портным.
— Ну, нет, — заявил он. — Я здесь единственный парень, которому позволительно одеваться, как Натан Детройт.[11] Ты же должен выглядеть весь из себя Лигой плюща,[12] чтобы потрафить нашим клиентам из загородного клуба.
— Вроде Берковичей?
— Мистер Беркович считает тебя незаходящим солнцем.
— Что есть, то есть.
— Я серьезно. Я нахожу для фирмы такого
— У нас в Нью-Кройдоне есть евреи, — возразил я, чтобы продолжить болтовню.
— Ну да… в качестве наемных рабочих. Так что там у тебя получается с документами Берковича?
— Требуется еще несколько уточнений по родственным связям, да еще два пункта, которые могут быть оспорены, относительно оставшихся выплат по доверительному управлению. Пустяки.
— Жаль, что я не могу сказать того же самого насчет дела Декстера, — заметил Джек.
— Недавно умерший Дик Декстер из компании «Медь и кабели»?
— Тот самый поц. И как мне представляется, очень активный поц, потому что сейчас из Чили объявились три крайне удрученные его смертью дамы в возрасте от пятидесяти четырех до двадцати двух лет, которые утверждают, что за последние двадцать лет родили мистеру Декстеру детишек.
— При чем здесь Чили?
— Самый крупный производитель меди в мире. И никакая это не банановая республика, потому что на меня дважды в день наседает этот хитрожопый адвокат из Сантьяго и грозит добиться эксгумации тела и