горном велосипеде. Попал в чертовски глубокую яму, и меня отбросило прямо на дерево.
— Ох! — вздохнула женщина. — И как вы себя чувствуете?
— Лучше, чем велосипед, который совсем покорежило. Вы откуда, ребята?
— Из Сиэтла, — ответил парень.
— В отпуске? — спросил я.
— Да вроде того, — сказал он. — Только что сдали экзамены. Мы выпускники Вашингтонского университета. Факультет ботаники.
— Тогда вы попали в подходящее место.
Женщина сказала:
— Мы Хауи и Пегги. Вам нужен доктор или какая-нибудь другая помощь?
— Ну, мне сейчас больше всего нужно добраться до Хелены. Моя подруга забросила меня сюда вместе с великом в четверг, но она собиралась присоединиться ко мне только во вторник, а я очень беспокоюсь о своем колене, надо бы им заняться поскорее. У вас случайно не найдется мобильного телефона?
Я рискнул, понадеялся, что телефона у них нет. Так оно и оказалось.
— Это не наш стиль, — сказал Хауи. — Но послушайте, мы собирались остаться здесь только часов до двух, затем собирались направиться в Бозман.
— Хелена по пути, и если вы не возражаете…
Они переглянулись. Я видел, что они прикидывают, не могу ли я случайно оказаться поклонником Джеффри Дамера.[28] Наконец парень пожал плечами и сказал:
— Ладно, мы не против, только вам придется сидеть на полу сзади.
— Тогда мы в два к вам постучим, — пообещала Пегги.
— Я вам ужасно благодарен, — сказал я и потащился назад в домик.
Мне сразу стало легче. По крайней мере, я нашел способ выбраться из этой заброшенной дыры. К пяти часам я уже буду в Хелене. Я воспользуюсь банкоматами, куплю себе новую одежду, затем найду автобусную станцию и сяду в первый же автобус, направляющийся на восток. Завтра к середине дня я окажусь где-нибудь вроде Бисмарка в Северной Дакоте — городок средней величины, где с избытком банкоматов. Еще один налет на карточки, ночь в гостинице, в четыре утра последний набег на банкоматы, затем я избавляюсь от карточек и поеду автобусом в какой-нибудь большой, приятный и анонимный город. Даллас, к примеру. Или Хьюстон. Шести тысяч мне хватит на пару месяцев и на новые, чистые документы, с которыми я смогу начать…
Что? Новую жизнь?
Я отказывался думать об этом. Или о том, что уже потерял свои две предыдущие жизни. Или о том, что никогда больше не увижу Анну Эймс. И о том, что моя смерть снова повергнет ее в тоску. И как каждый день и каждый час я буду горевать о ней так же, как об Адаме и Джоше.
Все, о чем я мог сейчас думать, это сон. Я не спал уже две ночи. Я остро нуждался в сне, чтобы остаться вменяемым на остаток дня. Поэтому, как только я дошел до хибары, я завел старый будильник, поставил его на половину второго и пристроил около кровати. Четыре часа сна не оживят меня полностью, но хоть сколько-то помогут.
Я растянулся на кровати и через несколько секунд провалился в сон, больше похожий на кому. Я провалился глубоко в черное никуда и оставался там часы. Пока не услышал, как у домика остановилась машина и к входной двери кто-то подошел — я слышал шаги. Стряхивая с себя сон, я взглянул на часы. Четверть первого. Наверное, ботаники решили уехать пораньше. Что же, годится. Я сел на кровати, протер глаза и тут услышал крик.
Громкий, пронзительный крик, затем тишина.
В дверях, потрясенно открыв рот, стояла Анна. Она выглядела усталой, вымотанной, глаза такие красные, что можно было догадаться: последние два дня она проплакала.
Мы долго смотрели друг на друга.
Затем я заговорил.
Глава десятая
Я рассказал ей все.
Она продолжала стоять, пока я говорил, как будто готовая в любой момент сбежать. Когда я дошел до того, как убил Гари, я увидел, как она содрогнулась, несмотря на то что она стояла от меня в шести футах. Я не стал описывать ей наиболее омерзительные подробности, но она со свистом втянула воздух, когда я говорил о пожаре на яхте Билла. После того как я поведал ей об угрозах шантажа со стороны Руди, она впервые заговорила:
— Ты его тоже убил?
— Нет, — ответил я, — все произошло так, как написано в полицейских отчетах. Только за рулем сидел он. И был пьян. Мне удалось выскочить до того как…
— Почему я должна тебе верить? — спросила она дрожащим голосом — Почему я должна чему-то из этого верить? Твоя жизнь здесь —
— Я никогда не врал, когда был с тобой. Никогда.
— Я тебе не верю. Я
Я не знал, что сказать, Поэтому не сказал, ничего.
— Эти последние два дня… — начала она еле слышно, — я в самом деле думала о том, чтобы покончить с собой. Сначала Чарли, потом ты. Сначала ты думаешь, что никогда не переживешь смерть ребенка. Затем встречаешь кого-то и начинаешь думать, что, возможно, есть шанс жить. И вдруг…
Она замолчала и заплакала. Я поднялся, хотел подойти к ней.
— Нет! — сказала она, выставив вперед руку, чтобы не дать мне приблизиться.
Я попятился и снова сел на кровать. Она перестала рыдать.
— Знаешь, я приехала сюда сегодня только потому, что не могла больше выносить всего этого сочувствия… жалостливые взгляды… потому что мне нужно было уехать ото всех в городе… потому что именно здесь я знала, что любила… — Она сильно потрясла головой, как будто хотела зачеркнуть последнее предложение. — И теперь… я, мать твою, жалею, что поторопилась, что не подождала еще один день. Потому что к тому времени тебя бы уже след простыл, так? И я бы никогда не узнала. Ты ведь уезжаешь, верно?
Я кивнул.
— Каким образом?
— Там в сотне ярдов отсюда пара разбила лагерь. Они согласились подвезти меня до Хелены.
— Как ты им объяснил свои раны?
— Свалился с велосипеда.
— Очередное вранье. А когда доберешься до Хелены?
— Я исчезну.
— И ты именно этого хочешь?
— У меня нет выбора. Полицейские…
— Ты ведь умер, забыл? Откуда они узнают?
— От тебя.
Долгое молчание. Его нарушил я:
— Ты ведь им расскажешь, верно?
Она смотрела в пол.
— Не знаю.
Снова молчание. На этот раз она заговорила первой.
— Мне пора ехать, — сказала она. — Я не могу здесь оставаться.
— Ты вернешься? — спросил я.
— Я не уверена, — призналась она. — Ты уедешь сегодня?
