только разумно, чтобы мы досыта поели. Мы с тобой должны поддерживать силы. Нам много чего предстоит сделать.
— Да, ты наверняка права, — согласился Шпунтик уже не с таким несчастным видом. — Но что мы можем сделать? Как вернуть весь корм остальным? Нам его не поднять.
— Пока не знаю, — ответила Фелисити. — Честное слово, не знаю. Но у меня такое ощущение, будто что-то подвернется.
И она принялась чистить и перетряхивать перья, а Шпунтик опять улегся на свой раздутый животик и стал смотреть в открытую дверь.
И пока он так смотрел, нечто действительно подвернулось. Сперва он не мог разглядеть, что там такое, так как его слепило солнце. Он только увидел в отдалении какой-то желтый комок, который приближался к ним. «Бревно, наверное», — подумал он. Но когда оно приблизилось, Шпунтик разглядел, что оно не растительного происхождения, а животного, и вполне даже живое, и у него белое лицо, вытаращенные глаза, раздутые ноздри и зубы оскалены от страха, а язык нервно облизывает толстые губы. Туловище, теперь Шпунтик ясно это видел, было ярко-желтое, и оно скользило по самой поверхности воды.
— Фелисити! — завопил Шпунтик вне себя от ужаса. — Чудовище! Чудовище! Оно плывет прямо на нас!
Фелисити заковыляла к двери.
— Надеюсь, что доплывет, — сказала она. — Это птичник. Он нам нужен.
Глава пятнадцатая
И завтрак в постель
Свинарь лежал, прижавшись к воротам, на воде так низко, что не видел, какая опасность поджидает его впереди. А если бы и видел, то едва ли мог бы что-то предпринять, настолько был парализован страхом. Он был озабочен одним — как бы удержаться на воротах, поэтому вцепился в них мертвой хваткой. И это действительно его спасло: когда его подхватило течением, закрутило и швырнуло по одну сторону затора и вниз с водопада, он продолжал крепко держаться за ворота. Отпусти он их — и его наверняка затянуло бы в водоворот и утопило.
Фелисити, перелетевшая на другой конец затора, увидела, как служитель со своим плотом исчез в бурлящей воде, но тут же тяжелые деревянные ворота вынесло из омута наверх — передним концом кверху. Свинарь по-прежнему лежал, прильнув к ним, и вода ручьями стекала с желтой клеенчатой одежды. «Стоит ему снова попасть на середину потока — и он пропал, его унесет в море и ничто уже ему не поможет», — подумала Фелисити. Но тут прихотливое течение вдруг потащило ворота назад, к затору, туда, где гостеприимно торчал сук старого дуба.
— Если б он отпустил свои ворота — мог бы схватиться за сук! — прокричала утка Шпунтику, еле слышная из-за грохота падающей воды. — Иначе его через минуту унесет.
И тут Шпунтика, который стоял и наблюдал за происходящим, внезапно осенило.
— Царапай ему руки, Фелисити! — завопил он. — Спускайся вниз, царапай ему руки. Тогда он отпустит ворота!
Утка тут же слетела вниз, уселась на край ворот и провела своими острыми когтями по тыльной стороне его ладоней, крепко сжимающих деревянные ворота. Дальше все произошло одновременно: свинарь, заорав от боли и ярости, разжал пальцы и в панике схватился за сук. Ворота выплыли из-под него, были подхвачены течением и уверенно поплыли дальше. Утка снова взлетела на затор и опустилась рядом со Шпунтиком.
Так, рядышком, друзья с тревогой наблюдали за тем, как свинарь с трудом пробирается вдоль толстой ветки, ища безопасное место. Вся его одежда намокла, сапоги были полны воды, усталые руки и ноги сводило судорогой, он замерз и хотел есть. Но он был сильный и доведен до отчаяния и в конце концов сумел вскарабкаться на на груду сучьев и досок.
Какое-то время свинарь лежал так и пытался отдышаться. Когда же наконец сел и, оглядевшись, увидал двух зрителей, его мокрое белое лицо налилось краской.
— Чтоб вам провалиться! — завопил он, грозя им окровавленным кулаком. — Чтоб вам пусто было! Пропади вы пропадом!
Вдруг он с трудом встал на ноги. Рот его, который он еще не успел закрыть после криков, раскрылся еще шире. Его маленькие свинячьи глазки заблестели. Спотыкаясь и оступаясь, он двинулся неуклюжей походкой в сторону двух друзей, пробираясь среди нагромождения валежника.
Глупая некультурная утка и противный недоросток торопливо отступили в сторону, но тут же сообразили, в чем причина волнения служителя: он углядел заднюю стенку сарая.
Кроме всего прочего, свинарь был голоден, мучительно, как волк, голоден. В течение тридцати и более часов, прошедших с той минуты, как он выбежал из этого самого сарая перед лицом надвигающегося наводнения, он все время мечтал о еде вообще и о пакете с сэндвичами, оставшемся в кармане его старой куртки, в частности — в том самом кармане, куда он когда-то засунул Шпунтика. Куртка висела на втором ржавом гвозде, рядом с деревянной дубинкой. Сэндвичи с ветчиной, его самые любимые! При мысли о них, пока он пробирался к двери, слюна текла по его тройному подбородку.
Наконец он залез в сарай — и куртка его была тут как тут. Он сунул свою лапищу в карман — и сэндвичи были тут как тут. Сорвав бумагу, он запихал их в рот. Когда Шпунтик и Фелисити осмелились заглянуть в дверь, сэндвичей уже как не бывало — их и всего-то было два, приготовленных на случай второго утреннего перекуса.
На глазах у них свинарь развязал мешок с земляными каштанами, набрал полную горсть и начал жевать. На физиономии у него появилось задумчивое выражение, потом нечто вроде улыбки, а затем он уселся и стал жадно набивать себе орехами рот.
— Ух ты, — через некоторое время проговорил Шпунтик, — вроде бы пора и наесться. Как ты думаешь, что он будет делать дальше?
— Не знаю, что и думать, — отозвалась Фелисити. — Сперва он приплывает сюда по реке, точно утка…
— А потом ведет себя, как свинья, — со смехом закончил Шпунтик. — Удивительный субъект, понимаете ли! — добавил он фальцетом, но вполне сносно подражая своему отцу. И оба друга захихикали: он — похрюкивая, она — издавая свое «квот-квот-квот».
На самом деле свинарь уже решил, что делать дальше. Глубоких мыслей у него не водилось, но зато, если в голову приходила какая-то простая идея, он действовал без промедления.
Желудок у него сейчас был полон, но сам он промок, промерз и устал. Поэтому в мозг ему поступило три сигнала: обсохнуть, согреться и поспать.
Заглянув опять в дверь, двое друзей увидели, что свинарь приступает к действиям. Сперва он медленно снял свой желтый клеенчатый наряд и повесил его на третий ржавый гвоздь, рядом со старой курткой и деревянной дубинкой. Потом стал открывать по очереди три больших деревянных ларя с кормом, заглядывая внутрь подолгу и вдумчиво, и при этом зверски чесал голову. Около последнего ларя с кукурузным жмыхом он снял с себя резиновые сапоги, вылил из них воду на пол, после чего торжественно насыпал в них доверху золотистые хлопья.
Потом он перешел к ларю с отрубями. Там он снял штаны, свитер, рубаху и носки и аккуратно закопал их в коричневатую, похожую на опилки крупку.
И под конец свинарь — странное существо, облаченное в толстое серое нижнее белье, — с трудом, с тяжкими вздохами и ворчанием забрался в ларь с ячменной мукой и принялся зарываться в белый пушистый порошок, точно гигантский морской червяк, называемый пескожилом, который ввинчивается в мягкий песок. Погрузившись до половины туловища, он потянулся к полке у себя над головой и достал пачку
