— Ее нет, — ответил Грег. — Я надеялся, что она с тобой. Сара, здесь Брендон Моуди. Джастин тоже едет сюда. Сара, похитителями Лори были Хоккинсы. У Джастина и Моуди в этом нет никаких сомнений. Где Лори?
С какой-то безотчетной уверенностью Сара поняла.
— В нашем бывшем доме, — произнесла она. Я еду туда.
112
Лори выехала на знакомую улицу, подавляя в себе желание нажать на педаль акселератора. На лужайке перед одним из домов играли дети. Много лет назад мама не разрешала ей играть одной перед домом из-за того, что соседский мальчишка гонял как сумасшедший.
«Сара. Если она подвернула ногу, то ничего страшного», — пыталась успокоить она себя. Но дело не в этом. Должно было произойти что-то ужасное. Она знала это. Она весь день это чувствовала.
Лори свернула с улицы к дому. Дом уже выглядел иначе. «Мамины голубые портьеры и ажурные шторки смотрелись так мило». Хоккинсы заменили их на жалюзи, и, когда они были опущены, создавалось впечатление, что окна наглухо закрыты ставнями, и это придавало дому негостеприимный вид. Сейчас он напомнил ей о другом доме, темном и запертом, где происходили жуткие вещи.
Пробежав по дорожке, она поднялась по ступенькам крыльца к входной двери. Там был установлен домофон. Ее, наверное, уже увидели, потому что едва Лори дотронулась до звонка, как услышала женский голос:
— Входите. Дверь не заперта.
Она повернула ручку и, войдя в вестибюль, закрыла за собой дверь. Прихожая, обычно освещенная светом из соседних комнат, была в полумраке. Прищурившись, Лори осмотрелась. Кругом стояла тишина.
— Сара, — позвала она. — Сара.
— Мы ждем тебя в твоей комнате, — донесся до нее чей-то голос.
Она стала подниматься по лестнице, вначале быстро, затем со все большим трудом переставляя ноги.
На лбу выступила испарина. Рука, которой она держалась за перила, стала влажной и оставляла на поручнях мокрый след. Во рту все пересохло. Дыхание участилось. Она добралась до верха и свернула в коридор. Дверь в ее комнату была закрыта.
— Сара! — крикнула она.
— Входи, Ли! — На этот раз в мужском голосе послышалось нетерпение, уже знакомое ей с тех давних пор, когда она не хотела подчиняться его требованию и идти с ним наверх.
Лори в отчаянии стояла перед закрытой дверью в спальню. Она уже знала, что Сары там не было. Она всегда знала, что когда-нибудь они будут ждать ее. И вот это когда-нибудь наступило.
Дверь открылась, и перед ней стояла Опал. Она смотрела на Лори холодными злыми глазами, точно такими, как тогда, когда Лори впервые увидела ее; на ее губах была улыбка, вовсе не похожая на улыбку. На Опал была короткая черная юбка и обтягивающая грудь майка. Длинные пряди ее волос, спутанных и нерасчесанных, разметались по плечам. Лори не сопротивлялась, когда Опал, взяв ее за руку, повела через комнату туда, где в старом кресле-качалке сидел Бик. Он сидел босиком, в черных блестящих брюках, расстегнутых на поясе, и в старой майке, обнажавшей его волосатые руки. Тусклая золотая серьга качнулась в его ухе, когда он, наклонившись вперед, потянулся к ней. Взяв ее руки в свои, он поставил ее перед собой, как провинившегося ребенка. На его коленях лежала розовая тряпочка. Ее купальник. Комната была освещена лишь ночником, торчавшим из розетки возле пола; мама всегда оставляла этот свет, потому что Лори боялась темноты.
В ее голове закричали разные голоса:
Один из них, сердитый, ругал ее: «Вот дурочка, зачем ты сюда пришла?»
Ребенок плакал: «Не надо. Не заставляйте меня».
«Беги! Беги!» — вопил мальчишеский голос.
А чей-то усталый говорил: «Пришло время умереть за все плохое, что мы делали».
— Ли, — со вздохом произнес Бик. — А ведь ты забыла о своем обещании. Ты рассказывала про нас своему доктору.
— Да.
— Ты знаешь, что теперь с тобой будет?
— Да.
— Что случилось с цыпленком?
— Вы отрезали ему голову.
— Может быть, ты сама накажешь себя?
— Да.
— Хорошая девочка. Видишь тот нож? — Он показал в угол. Она кивнула.
— Возьми его и вернись ко мне.
Пока она шла по комнате, голоса кричали:
«Не делай этого!»
«Беги».
«Возьми нож. Делай, что он тебе говорит. Мы с тобой обе шлюхи и сами прекрасно это знаем».
Сжав в руке нож, она вернулась к нему. Она содрогнулась от воспоминания о трепыхавшемся у него в руках цыпленке. Настал ее черед.
Он был совсем близко. Она ощущала на своей щеке его горячее дыхание. Она знала, что когда- нибудь, войдя в комнату, она увидит его вот так качающимся в этом кресле.
Он обхватил ее своими руками. Она уже сидела у него на коленях, ее ноги не доставали до пола, его щека касалась ее лица. Он стал раскачиваться взад-вперед, взад-вперед.
— Ты была моим искушением, — прошептал он. — Когда ты умрешь, ты освободишь меня. Моли о прощении, пока мы будем петь эту прекрасную песню, которую мы всегда пели вместе. Затем ты встанешь, поцелуешь меня на прощание, отойдешь в угол, приставишь нож к сердцу и вонзишь его. Если ты ослушаешься, ты знаешь, что мне придется с тобой сделать.
— Боже всемилостивый, как сладок этот звук… — начал он низким, но нежным голосом.
Кресло-качалка глухо стучало по полу.
— Пой, Ли, — строго велел он.
— Что спас меня заблудшего…
Он гладил ее руки, плечи, шею. «Через минуту все будет кончено», — сказала она себе. Ее сопрано зазвучало чисто и нежно:
— Я когда-то заблудился, но теперь обрел свой дом… был слеп, теперь прозрел!..
Ее пальцы прижали лезвие ножа к сердцу.
«Не нужно тянуть, — настаивала Леона. — Давай сейчас».
113
Джастин на всей скорости гнал из Нью-Йорка в Нью-Джерси, убеждая себя, что Лори в безопасности. Она едет домой и встретит там Грега Беннета. Но сегодня утром в ней было нечто настораживающее. Обреченность. Да, именно обреченность. Но почему?
Как только он сел в машину, то сразу же стал звонить Саре, чтобы предупредить ее о Хоккинсах, но у них дома никто не подходил к телефону. Каждые десять минут он вновь нажимал кнопку повторного вызова.
И только когда он, свернув на север, поехал по Семнадцатой магистрали, на том конце ответили. К
