За сентябрь — октябрь 1943 года ликвидировано и легализовано 243 человека. На 1 ноября в республике оперируют 35 бандгрупп с общей численностью 245 человек и 43 бандита-одиночки.
Свыше 4000 человек — участников вооруженных выступлений 1941-42 гг. прекратили активную деятельность, но оружие — пистолеты, пулеметы, автоматические винтовки — не сдают, укрывая его для нового вооруженного выступления, которое будет приурочено ко второму наступлению немцев на Кавказ'[28].
...Итак, что же представляла собой Чечено-Ингушетия в 1943 году? С одной стороны — массовое дезертирство, массовое пособничество немецким диверсантам. Характерны в этом отношении показания захваченного таки НКВД полковника Губе Османа:
„Среди чеченцев и ингушей я без труда находил нужных людей, готовых предать, перейти на сторону немцев и служить им.
Меня удивляло: чем недовольны эти люди? Чеченцы и ингуши при Советской власти жили зажиточно, в достатке, гораздо лучше, чем в дореволюционное время, в чем я лично убедился после 4-х месяцев с лишним нахождения на территории Чечено-Ингушетии.
Чеченцы и ингуши, повторяю, ни в чем не нуждаются, что бросалось в глаза мне, вспоминавшему тяжелые условия и постоянные лишения, в которых обретала в Турции и Германии горская эмиграция. Я не находил иного объяснения, кроме того, что этими людьми из чеченцев и ингушей, настроениями изменческими в отношении своей Родины, руководили шкурнические соображения, желание при немцах сохранить хотя бы остатки своего благополучия, оказать услуги, в возмещение которых оккупанты им оставили бы хоть часть имеющегося скота и продуктов, землю и жилища'.
С другой стороны —разветвленная сеть предателей в республиканских органах внутренних дел. Довершали картину тысячи „легализовавшихся' участников бандформирований, спрятавших оружие и ждавших удобного момента, чтобы ударить в спину Красной Армии (В наши дни регулярно проводятся амнистии для участников «незаконных вооруженных формирований». — O.K.)
Терпеть и дальше такое положение было нельзя. На массовые преступления чеченцев и ингушей решено было ответить адекватно — их массовым выселением...»
О том, что собой представлял по своему менталитету «свободолюбивый чеченский народ», Пыхалов приводит слова тех, кто служил в те годы на Кавказе:
«..Вот мнение профессионала — командира 28-й стрелковой Горской дивизии подполковника царской армии АД. Козицкого, подавлявшего чеченские восстания 20-30-х годов:
„Несколько слов о методах борьбы на Кавказе. Те мягкие меры, которые мы применяем, отнюдь не влияют на горцев так, как бы они влияли на культурное население. Наоборот, у них возникает впечатление о нашей слабости Это из сущности быта горцев вытекает... Взять, например, случай с изуродованным красноармейцем 28-го кавэскадрона в Чечне, когда селение, жители которого замучили красноармейца, не понесло должного наказания, а выискивались отдельные виновники, которых селение укрыло. Данный случай они отнесут к нашей гуманности, которая им непонятна, по условиям их нравов и обычаев (кровавая месть, несоблюдение которой позорит весь род). (По этой причине чеченцы не считают русских из России достойными воинами, но всегда интересуются у незнакомого им русского — не из казаков ли он? Если ответ утвердительный, то отношение будет более уважительным к такому русскому. С одной стороны, казаки всегда вели себя абсолютно адекватно по отношению к горцам, также «применяя» кровную месть за своих товарищей, а с другой — часть чеченских и особенно ингушских родов основали именно выходцы из казаков, а с «родней» лучше не ссориться. — O.K.)
Возьмем пример 1925 года. Когда я брал шейха Асалтинского в Дае, я заставил аул привести его, и это можно сделать всегда. У них, как ни у кого, круговая порука. У них нет случая, о котором не знало бы все население. Нет скрывающегося бандита, места которого не знает население. По их адатом ответственность несет не преступник-убийца, а весь род и поколение. Мы не разрушили еще этих взглядов, мы считаться с этим должны...'
В отличие от [прокурора] Руденко, сетовавшего на „недостаточное проведение партийно-массовой и разъяснительной работы среди населения', потомственный офицер Козицкий совершенно правильно понимал психологию горцев. Понимали ее и Сталин с Берией, принимая решение о ликвидации Чечено-Ингушской АССР. Решение, обоснованность и справедливость которого вполне осознавалась самими депортируемыми:
„Советская власть нам не простит. В армии не служим, в колхозах не работаем, фронту не помогаем, налогов не платим, бандитизм кругом. Карачаевцев за это выселили — и нас выселят'.
Итак, подготовка к операции по выселению ченцев и ингушей, получившей кодовое название „Чечевица', началась. Ответственными за ее проведение был назначен комиссар госбезопасности 2-го ранга И. А. Серов, его помощниками — комиссары госбезопасности 2-го ранга Б.З. Кобулов, С.Н. Круглов и генерал-полковник А.Н. Аполлонов. Каждый из них возглавил один из четырех оперативных секторов, на которые была разделена территория республики. Контролировал ход операции лично Л.П. Берия...
...В первую очередь необходимо было произвести точный учет населения. 2 декабря 1943 года Кобулов и Серов доложили из Владикавказа, что созданные для этой цели оперативно-чекистские группы приступили к работе. Отмечалось, что за два предыдущих месяца легализовано около 1300 бандитов, скрывавшихся в лесных и горных массивах. Среди них Джеватхан Муртазалиев, который 18 лет руководил бандой и неоднократно провоцировал вооруженные выступления, Амчи Бадаев — главарь вооруженной группы с 15-летним стажем. При этом в процессе легализации бандиты сдавали лишь незначительную часть своего оружия.
В записке Кобулова и Серова обосновывалось предложение использовать в качестве предлога для ввода войск тактические учения в горных условиях. Однако вместо частей Красной армии в республике будут размещены войска НКВД. Сосредоточение войск на исходных позициях предлагалось начать за 20-30 дней до проведения операции (т. е. в середине-конце января 1944 года. — O.K.).
Разумеется, подготовка к операции велась в условиях строжайшей секретности. Тем не менее полностью избежать „утечки информации' не удалось.
Вот что пишет в своей статье А. Витковский:
„Пo республике уже поползли слухи. Встревоженные выселением карачаевцев и калмыков ингуши и чеченцы словно почувствовали надвигающуюся на них опасность... Вновь стали уходить в горы легализовавшиеся бандиты, откапывать припрятанное оружие. Но день шел за днем — все было тихо. Войска ведут себя спокойно, никаких арестов, ни облав, ни обысков. Только снова власти затеяли перепись всего населения. Ну да ладно. В прошлом году тоже переписывали.
И успокоенные бандиты стали спускаться с гор. Вернулся в Итум-Кале Джаватхан Муртазалиев, в Ведено — Кетим Сангиреев, в Назрановский район — Магомед Дагиев. Все они были вызваны к наркомам внутренних дел и госбезопасности ЧИ АССР. От встречи никто из них не уклонился. Более того — пришли точно в назначенное время и просили не считать их врагами советской власти'.
Отдельно обсуждался вопрос об изъятии денег, которых, по агентурным данным, у некоторых чеченцев и ингушей имелось по 2-3 миллиона. Было высказано мнение: хотя деньги получены в результате спекулятивной продажи сельхозпродуктов, отбирать их нецелесообразно.
(Какой, однако, гуманизм проявляли «сталинские палачи», фактически воровские деньги, от спекуляции, решили не отбирать у выселяемых. — О.К)
„ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ
тов. СТАЛИНУ 17 февраля 1944 г.
Подготовка операции по выселению чеченцев и ингушей заканчивается. После уточнения взято на
