Сделав два шага вперед, я ткнула пальчиком в дуло пистолета-пулемета. Каталонец, старательно подбирая слова и не менее старательно шаря по мне взглядом, проговорил по-английски:
– Вы, кажется, должны спать во второй комнате для гостей. Как вы тут очутились?
– Что? Ой, мальчики… я такая пьяная, такая пьяная… сама не понимаю, что да как… ув-в-в! Вы бы лучше помогли… подогрели, обобрали… м-м-м… обогрели, подобрали, – добавила я по-русски, заимствуя одну из коронных фраз новогоднего Ипполита.
– Don’t understand, – сказал охранник, толкая в бок своего напарника.
Ну что же, кажется, ребята клюнули. Еще бы они не клюнули!
– В-выпьем, – сказала я. – Don’t speak Russian? Не говорите по-русски? Так не беда. Я тоже счас… п- почти не говорю. Let’s drink… overdrink!
Тот охранник, что наводил на меня пистолет, опустил оружие и, улыбаясь, выдал своему напарнику длинную пулеметную фразу на каталонском, которую я, разумеется, не поняла… да и не было смысла понимать. И так все ясно. «Что, брат, эта русская, кажется, в зюзю напилась, как положено у них в этой России. Странно только, что она пришла к нам без валенок и без шапки-ушанки, а вместо водки – херес. Впрочем, и хорошо, что она без всего этого, потому как, сам видишь, товар лицом. А эти русские все прехорошенькие! Так что давай ее немного используем по прямому назначению, пока хозяин не приехал. Тем более что она и сама, как видно, не будет против», – что-то вроде этого и сказал, надо полагать, каталонец своему приятелю. Впрочем, пусть сказанное остается на его совести. Мачо!!
Я плюхнулась на колени к похотливо заблестевшему глазками испанцу и потянула из горлышка хереса. Протянула второму охраннику и пролепетала:
– А во что это вы играете, маль-чики?
Мне что-то пробурчали на жуткой помеси испанского и английского – ребятам было недосуг: один рассматривал мои прелести, приблизив в ним свои подслеповатые, что ли, глазки, а второй и вовсе водил рукой по спине и плечам, постепенно переходя к более интересным частям тела.
– Ой, что вы дела-ете? – улыбнулась я. – Ой, маль… Ну что?.. А хозяин, Платов… он скоро приедет?
– Не надо бояться Платова, – на преувеличенно правильном английском (так говорят только те, кто не является носителем языка) сказал второй. – Платов – человек хороший. Хотя вы, русские, странные люди.
– Нннно?.. – томно протянула я в нос, почувствовав на своем левом бедре одну руку каталонца, а на правой груди – вторую. – Правда? Вы знаете, мальчики… тут есть одна незадача… have a trouble.
– А что такое?
– Дело в том, – произнесла я по-русски и совершенно трезвым голосом, – что я не люблю потных ладоней.
С этими словами я вскочила, освобождаясь от назойливых объятий, и с силой ударила локтем озабоченного охранника, метя в голову. Направление удара я чувствовала спинным мозгом, так что угодила точно в цель – охранник сразу вырубился. Второй вскочил и попытался было вскинуть на меня пистолет, но я успела дотянуться ногтями до его плеча. Острые, как бритва, кромки металла пропороли одежду и вошли в тело… Охранника развернуло на сто восемьдесят градусов, он разорвал рот в крике, пока еще беззвучном, но я и не дала ему поднять шум – тотчас же костяшками пальцев нанесла удар в основание черепа. Он мгновенно рухнул на пол.
Ну что же, этих крепких ребят можно было бы убрать окончательно, но я не хотела убивать понапрасну. Откровенно говоря, эти двое не заслужили того, чтобы их убивали. Убийства – прерогатива Платова.
Тем более… Я не хотела себе в том признаваться, но мне не так уж было неприятно общество этих улыбчивых испанцев, верно, и не подозревающих, какую жуткую тайну они охраняют. И не так уж неприятны были прикосновения горячих ладоней этого молодого каталонца.
Ладно! У меня есть четверть часа! Именно столько, по моим расчетам, должно было продлиться состояние обморока, в которое я погрузила охранников.
Я захватила два пистолета, которыми они были вооружены; один взяла с собой, второй спрятала тут же, под диван. Затем вошла в помещение, из которого нас с Родионом вывели около двух с половиной часов назад. Просторная комната давила какой-то пугающей тишиной. Мне тут же показалось, что звуки великой композиции Градского до сих пор разливаются в моем мозгу, и сладкое чувство пронзило меня, и подогнулись ноги… На несколько мгновений пугающее равнодушие ко всему обуяло меня… дескать, будь что будет! К чему эта суета? Зачем? К счастью, наваждение быстро прошло, осталось только удивиться: как глубоко проник в меня эффект от работы квадросистемы с претенциозным названием «Станиславский».
Я направилась к дальней стене, оборудованной панелью, за которой находился сейф. Быстро нашла камею в виде змеиной головы, на которую нажимал полковник Платов, и нажала на нее.
Камея засветилась, и белая панель бесшумно поехала. Передо мной оказались фосфоресцирующие кнопки основного сейфа. Я припомнила, что по этому поводу говорил Платов, как подробно он расписал нам коды сейфа. Да, в самом деле, код сейфа можно сказать только людям, в молчании которых совершенно уверен.
А что может быть молчаливее трупов?
Так… что там говорил Платов? Цифровой код – дата? Я припомнила и поняла, что не знаю сегодняшней даты. Все смешалось. Число… какое же сегодня число?
Впрочем, волнение унялось, как только я сглотнула – будто выпила стакан холодной воды. Цифры всплыли в памяти. Так, сегодня уже новый день, так что код, набранный полковником, стоит изменить на единицу.
Введя первую половину кода, я занялась второй. Имя Вишневецкого Григорий. Я набрала код попеременно на кириллице и латинице: Grigory, Grigoriy, еще несколько вариантов написания. Мертво. Сейф не открывался. Я похолодела. Верно, полковник Платов был вовсе не так беспечен, когда подробно расписывал коды доступа.
Я села у стены, привалившись голой спиной к прохладной белой панели. Как же?.. Как же? Как там говорил полковник Платов? Я попыталась припомнить дословно, что говорил Петр Дмитриевич: «…Пароль – свое имя. Григорий. Правда, он поляк, так что и имя ввел на польский манер». На польский манер, вот оно!
Какое счастье, что мне приходилось бывать в Польше, иначе я никогда бы не смогла набрать имя «Григорий» согласно правилам польского языка. Я повернулась к сейфу и решительно ввела: G-r-z-e-g-o-s- z. Гжегош. Вот так.
Это решение оказалось правильным. Потянув дверцу сейфа на себя, я обнаружила, что она отворилась. Порывшись в сейфе, я нашла тот самый «футляр», в котором хранилась вожделенная базовая информация, похищенная из НИИ-42 и вывезенная за границу.
«Ее сможет открыть только сам Вишневецкий, – подумала я. – Значит, у меня один выход: найти Родиона раньше, чем он обнаружит Вишневецкого и сообщит об этом Платову или Японцу. Ну что же… попробуем».
Я направилась к выходу из комнаты. И все же я бессознательно задержала взгляд на расставленных по четырем углам комплектующих изобретения Платова. Четыре колонки, сходящиеся, как артерии и вены в сердце, в центре комнаты, где стоял простой «пионеровский» CD-плейер.
Впрочем, я быстро опомнилась. Выставила перед собой пистолет, подобрала «нож выживания», оставленный в баре под креслом, и, припоминая дорогу, направилась в «гостевую» комнату, где спала Валентина. Нам нечего делать в этом страшном доме, надо как можно быстрее оставить его.
И это желательно сделать до того, как прибудет хозяин.
Я открыла дверь отведенной нам с Валентиной комнаты. И тотчас же послышался шум моторов – к дому подъезжали несколько машин. Без сомнения, это вернулся хозяин особняка, полковник Платов. Я проклинала все на свете. Ах, если бы я была одна! Если бы Родион улетел с Валентиной, а я осталась тут одна, как просто бы все было, как намного, намного проще! Я смогла бы уйти под носом этих молодчиков, а теперь с сонной, хмельной и, главное, ни о чем не подозревающей подругой я намаюсь!
