– Кино? Кино снимать, брат, это тебе не трусы снимать и не телок, – назидательно сказал бармен. По всей видимости, это был очень рассудительный бармен.
– Я знаю. Мне тут попался один такой экземпляр кинопродукции, и я решил показать его тебе – одобришь ли, чтобы я снимался в таком же кино.
Боря Толстый снисходительно обозначил на лице основательную, как весь он, улыбку и произнес:
– Ну… показывай свое кино.
– Вот, – сказала я и, вынув из сумочки кассету с порнофильмом «Вишневый зад», положила перед Толстым. Тот недоуменно взял ее в руки, покрутил в толстых пальцах, потом дернул подбородком, чем удивительно напомнил болотную жабу, только в белой рубашке, и выговорил:
– Я знаю, что ты шутник, Миша, но не до такой же степени. Я в свое время говорил тебе по поводу вот этих кассет. Ты что, забыл?
– Забыл, – нагло проговорил Розенталь. – Вот затем и пришел, чтобы ты мне повторил.
Боря Толстый покачал головой:
– Я не знаю, что ты затеял, Розенталь, может, опять журналистская удаль взыграла… но только не советую я тебе во все это лезть. Не советую.
– Вот что, господин Боря Толстый, – с очаровательной улыбкой произнесла я. – Мне так думается, что вам стоит выйти из-за стойки и присесть с нами вон за тот угловой столик, что за ширмой. Я вас прошу. Возьмите себе пива… посидим, поговорим. Розенталя вы не слушайте, он пустомеля, каких поискать. А кафешку на обед прикройте, сейчас самое для того время.
– Я и сам собирался прикрыться на час и пообедать, – сказал Боря, – пока шеф не на работе… Но такое странное приглашение. Впрочем, я так и сделаю.
Он вышел из-за стойки бара, повесил на входной двери табличку «Закрыто» и, взяв для себя порцию пельменей, сто граммов водки, салат и гриль с картофельным пюре, сел за указанный мной угловой столик.
Я молча пила кофе, дожидаясь, пока Боря Толстый съест свой обед. Впрочем, ожидание не затянулось: жалкие порции недолго держались перед неуемным аппетитом и могучими челюстями Бори Толстого. Как маленькая крепость недолго бы устояла против стотысячной армии.
– Я хотела поговорить с вами, Борис. Ведь вы меня не помните, нет? Я приходила в гости к Михаилу, когда и вы там были в последний раз. Помните?
– А, – протянул тот, ковыряясь в зубах, – и что?
– Я бы хотела знать: что означает буква J на этой кассете, а также РМ… и почему вас так смущают эти символы? Ведь, насколько я знаю, вы были дистрибьютором, распространяли эти кассеты.
– Я был курьером, а не дистрибьютором, – сразу помрачнев, сказал Боря. – Мне давали товар и говорили, куда и сколько его отвозить. Развозил по Москве, разумеется.
– И что это за буква J?
Боря помассировал челюсть, потер лоб и ответил:
– А тебе оно надо?
– По-моему, отвечать вопросом на вопрос – это моя прерогатива, – подал голос Миша Розенталь. – Все-таки недаром же я внук раввина.
– А тебе оно надо? – упрямо повторил Толстый.
– Надо, Боря, надо, – с интонациями гайдаевского Шурика, совершающего показательную экзекуцию хулигана Феди, произнесла я.
Толстый передернул пухлыми плечами и произнес:
– Ладно… мое дело предупредить, ваше – все остальное. J – это Jino. Джино. Погоняло у него такое. Говорят, какой-то порнобарон, босс всей этой компании. Я его ни разу не видел, не слышал, да и не хочу видеть и слышать. Так оно для здоровья лучше.
– Джина? – поморщился Миша Розенталь. – Эта такая стерва… из «Санта-Барбары»?
– Не Джина, а – Джино. «Санта-Барбара»… ты сам видел, какая на этих кассетах «Санта- Барбара».
– Да уж, – сказал Миша, – «Санта-Барбара»… Так вот, Боря, все дело в том, что я сейчас работаю на очень богатого бизнесмена. Вот Мария – его представительница.
Я с достоинством склонила голову.
– Этот бизнесмен видел пару «джеевских» фильмов и после того, как узнал, что они производятся здесь, в Москве, решил заказать эксклюзивный фильм лично для себя. Он попытался навести справки, но все как в глухую стену упирается. Ну… вот я – за хорошие деньги, разумеется, – согласился помочь выйти на производителя этих фильмов. Все-таки я немало вращался в этой сфере. Вот мне и выбили чек на круглую сумму в качестве оплаты за будущие услуги.
– Опасным делом ты занялся, Розенталь, – угрюмо выговорил Боря Толстый. – Чек выбили… Как бы раньше тебе мозги не выбили, прежде чем ты по этому чеку получишь деньги в банке. Такая вот петрушка, Миша.
– Наверно, вы меня не поняли, Борис, – вмешалась я, – дело в том, что мой хозяин хотел бы получить такой эксклюзивный фильм. За него он готов заплатить хорошие деньги. Что тут такого?
Боря угрюмо посмотрел на меня (с каждым таким взглядом угрюмость в его небольших темных глазах только нарастала) и наконец отозвался:
– Хорошо, я скажу, что знаю. Разумеется, я не имею прямого выхода на Джино и на его «крышу», с которой нужно рулить, прежде чем оформлять какие-то дорогостоящие эксклюзивные заказы. Вдруг это подстава и добрейший богатый хозяин Марии – какой-нибудь озлобленный полковник ФСБ или РУБОПа, которому за ликвидацию порносиндиката светит генеральская звездочка и прибавка громадных пятисот рублей к жалованью? Вот такие дела. Вы в самом деле хотите лезть в это нечистое дело?
– Да.
– Ну хорошо, – сказал Борис. – Денег я брать не буду: если узнают, что я брал деньги, то потом мне засунут их в задницу.
– Кто?
Толстый только безнадежно махнул пухлой, похожей на ласт моржа рукой и произнес:
– Вам следует явиться примерно к одиннадцати вечера в ночной клуб «Петролеум» и спросить Алика. – При этом имени он вздрогнул и добавил:
– Только я бы не советовал вам этого делать. Не надо.
– Кто такой этот Алик? – спросила я.
– А Алик – это и есть «крыша» Джино. Он отвисает в «Петролеуме». Алик… по-моему, его фамилия Магомадов. Чеченец. Прежде чем вас допустят к Джино, вас прощупает Алик. В прямом и переносном смысле. Лично я никогда бы не пошел в этот «Петролеум» по собственной инициативе и тем более никогда бы не стал спрашивать Алика. – Толстый огляделся по сторонам и продолжил:
– И вот еще что. Говорят, у Джино есть вполне легальное прикрытие наверху. Если вы, Мария, все- таки из спецслужб, то особо не обольщайтесь: один такой ушлый капитан ФСБ…
– Я не из спецслужб, – холодно проговорила я.
– Все равно, послушайте… один ушлый капитан ФСБ вроде как копнул глубже, чем надо, и уже подумал, что вывел Джино, Алика и иже с ними на чистую воду. Так вот… капитана не нашпиговали пулями и не изрубили на мелкую капусту где-нибудь в подвале… его просто банально посадили. На восемь лет. Основание: превышение служебных обязанностей и злоупотребление… вот так. Понимаете?
– Спасибо, Борис, – сказала я.
– Только просьба к вам: не упоминайте моего имени. Даже если будут спрашивать. Хорошо? – Массивный подбородок кандидата искусствоведения и экс-курьера порнофирмы дрогнул.
– Хорошо, – твердо сказала я. – Обещаю не упоминать вашего имени. Благодарю вас за помощь. Вам, по-моему, уже пора закругляться с обеденным перерывом.
– Ну ладно, Боря, – поднимаясь, проговорил Миша Розенталь, – ладно. Пока. Увидимся.
Боря не посмотрел на своего старого приятеля, он просто распахнул перед нами двери своего кафе, сняв табличку «Закрыто», и, когда Миша еще раз повторил на прощание: «Увидимся, Боря», – я явственно услышала за спиной шепот Толстого, короткий и зловещий:
