наверняка ушли каким-то подземным ходом, который выходит на поверхность где-нибудь поблизости. Ирина Романовна, отдайте распоряжение своей охране прочесать все окрестности.
«Палача» и Джино не нашли. По всей видимости, выход из подземного хода был тщательно замаскирован на случай как раз вот такой неприятности, что произошла с порнобароном.
Когда я вышла во двор, то увидела, что, помимо лимузина Джино, здесь стоит еще и затянутый черным верхом кабриолет «Мерседес», на котором ездила Кравцова, два джипа, принадлежавших ее охране, и «Рено Меган», на котором, судя по всему, приехал Теплов.
Дом был занят охраной Кравцовой. Съемочную группу заперли на верхнем этаже. Один из людей Магомадова, тот самый Руслан, был убит: он оказал сопротивление при въезде кравцовских людей на территорию виллы.
Магомадов и в самом деле уехал в Москву, в ночной клуб «Петролеум».
– Я заподозрил Теплова сразу, – говорил Родион на обратном пути, – правда, заподозрил чисто интуитивно, без должной мотивации, что для профессионального частного детектива недопустимо. Но, как оказалось, подобное проявление непрофессионализма стало полезным для общего хода расследования. Я занялся чисто архивными розысками, пока ты ездила в Саратов, а Розенталь мотался по притонам, чтобы выловить кончик нити «джеевского» клубочка. И вот выяснилось, что Теплов вовсе не такой светлый ангел-хранитель и душеприказчик покойного Марка Кравцова, каковым хотел прослыть. Выяснилось, что Теплов неоднократно собирал компромат на своего друга. В частности, запрос о составе отдыхающих санатория «Заря» в июльский заезд семьдесят пятого года – это мне удалось раскопать. Да и Ирина Романовна кое-что подкинула. Выяснилось, что она тоже давно подозревала Бориса Сергеевича. Думаю, что нет надобности говорить, что они давным-давно, еще при жизни Кравцова, состояли в любовной связи. Ну так вот, – продолжал Родион с самым таинственным видом, – в тот день, когда ты улетела в Саратов, она пришла ко мне и сказала, что чисто случайно подслушала разговор Теплова с неким Джино. Он так его и называл: Джино. Даже по телефону.
– Так, значит, вот в чем дело! – воскликнула я. – Значит, вам просто-напросто передали подслушанный разговор! А вы, босс, строите тут из себя Шерлока Холмса! А оказывается, начинать-то нужно было не с мудреных умозаключений, а с самого что ни на есть простенького сообщения о подслушанном телефонном разговоре с Джино.
Родион покачал головой:
– Я в самом деле до многого дошел сам. Сообщение Ирины Романовны просто подтвердило мои догадки. Стало аксиомой, тогда как мои собственные предположения были теоремами, которые еще следовало доказать.
– И вы послали нас сюда, хотя знали, что… что Джино может быть информирован о подставе? – возмущенно воскликнула я.
– Я послал вас сюда только после того, как узнал, что Теплов тоже подъедет к съемкам. А перед этим я с благословения Ирины Романовны и с помощью ребят из ее охраны впарил Теплову «жучки» в телефоны, в квартиру… в машине его и вовсе стоял «жучок», подающий пеленги, так что потерять тепловский «Рено» было невозможно.
– А если бы он проверил машину прибором, отслеживающим «жучки»? – спросила я. – Тогда что?
– Я закупил «жучки» последней фэбээровской системы, – провозгласил Родион.
– А что, если этот Теплов закупил прибор точно такой же последней системы? Если вы отоваривались у одного и того же деятеля американских высоких технологий? – Я осмотрела обломившийся на левой руке ноготь и договорила, уже существенно снизив обороты:
– А вообще – спасибо, что успели. Могло быть и хуже. Хотя Мишу мы все-таки потеряли…
Я набрала номер и сказала:
– Доброе утро. Скажите, к вам не поступал крупный мужчина с резаной раной плеча? У него еще примета есть: как раз на том месте, где порез, имеется татуировка в виде солнца, полускрытого тучами. Ну да. Спасибо. – Я повернулась к Родиону и произнесла:
– Пусто.
– Еще вот полсотни номеров прозвони, – сухо сказал он.
– У меня уже язык заплетается.
– Ничего.
– Я уже сто с лишним номеров прозвонила.
– Ничего страшного.
Я вздохнула, набрала следующий номер и безнадежно-бодреньким голоском произнесла:
– Доброе утро. Не поступал ли к вам в травматологию или в хирургию крупный мужчина атлетического сложения, с резаной раной левого плеча? У него еще приме…
– Поступал, – отозвалась трубка. – Да… в два часа ночи с резаной раной левого плеча.
Я аж подпрыгнула на кресле:
– Одну минуту… а нет ли у него на плече, на том же, травмированном, левом… нет ли у него татуировки в виде…
– Ну откуда я знаю? – перебили меня.
– А кто знает?
– Дежурный врач.
– Так пригласите его. Если, конечно, он не сменился и не ушел.
– Сейчас, – раздраженно отозвалась трубка. – Подождите минуту, женщина.
Я повернулась к Родину и сообщила:
– Кажется, есть. Сейчас проверю. Только ведь уже двое поступали с точно такими же травмами, и оба – не те. Сейчас переключу на громкоговорящую связь, сами послушайте, Родион Потапыч.
И я нажала на кнопку «SP-Phone».
– Алло, – отозвалось из аппарата, – женщина, ждете?
– Жду, – откликнулся с дивана Родион. Утробным басом, которого у него отродясь не было.
– Передаю трубку, – нимало не смутившись, ответили на том конце связи.
– Я слушаю. Попов.
– Вы дежурили этой ночью в травматологии?
– Да, я.
– К вам поступал мужчина с резаной раной левого плеча? Крупный, толстый мужчина?
– Был такой. Плечо до кости распорото. Крови много потерял. Я его еще отругал, что шлялся он где-то долго, вместо того чтобы сразу к врачу идти. Умер бы от потери крови, и все.
– И еще, доктор… была ли у него на плече татуировка в виде…
– Глазастого солнышка? – перебил Попов. – Была. Интересная татуировка. Сделана очень прилично. Я сам люблю хорошую татуировку, так что сразу отметил. Тем более что рана и татуировка почти на одном и том же месте.
– Спасибо… – выговорила я. – А этот мужчина… он сказал свои паспортные данные? Имя, фамилию… отчество?
– Не сказал, просто паспорт дал. У нас же с этим строго. Я все записал.
– А вы не могли бы поднять ту запись и сообщить мне…
– А зачем? – перебил меня доктор Попов. – Я и так помню. Могу сказать.
– Ну? – напряженно выговорила я и машинально взяла трубку, чтобы лучше слышать. Разумеется, спикерфон тут же автоматически отключился, и Родиону не было слышно, что сказал врач- травматолог.
…Но он видел, как вытянулось от изумления мое лицо, как дрогнула рука, положившая трубку на базу, и слышал, как я произнесла:
– Ой, е-о-о-о…
Покойный Миша Розенталь не смог бы воспроизвести свой коронный возглас изумления лучше…
Над Волгой заходило солнце.
Оно расплылось большим багровым пятном, осветив облака, блуждавшие у линии горизонта.
