— Спасибо. — На этот раз она пила осторожно, поставила бокал на приставной столик, стянула плащ и перчатки и вздохнула от удовольствия, почувствовав, как огонь согревает ее онемевшие пальцы. — Вы заказали ужин?
— Да, он будет готов через полчаса. Вам уже приготовили комнату, я велел горничной распаковать вашу дорожную сумку.
— Вы все предусмотрели. Думаю, я приведу себя в порядок, прежде чем сесть за ужин. Наверное, у меня страшный вид. — Серена нетвердо встала и помахала Николасу рукой. — Я чувствую себя хорошо. Обещаю скоро вернуться.
Пока Серена отсутствовала, Николас черкнул записку местному мировому судье, в которой предложил тому прибыть на место преступления. Затем он с нетерпением следил за дверью до тех пор, пока не появилась Серена. Николас подумал, что ведет себя глупо, он едва удержался от желания проверить, не случилось ли что-нибудь с ней.
Серена вернулась в гостиную с аккуратно причесанными волосами и с повязанной вокруг шеи кружевной косынкой. Тут же принесли ужин. Она была бледна, но спокойна. Ее улыбка озарила все вокруг. Тело Николаса тут же привычным образом отреагировало на ее появление. В душе он остался недовольным. Казалось, что понадобится не один грабитель и не одно смертельно опасное приключение, чтобы ему удалось обуздать свою страсть к ней.
Оба в приятной тишине ели крестьянский ужин, состоявший из жареных каплунов и пирога с дичью, после чего подали овечий сыр. Однако, зная Серену слишком хорошо, Николас не удивился, когда та с решительным выражением лица вопросительно взглянула на него сразу после того, как слуги убрали со стола.
— Николас, вы что-то скрываете от меня. Что именно?
Он ответил не сразу, налил себе бокал портвейна, чтобы выиграть немного времени, и задумчиво вертел его в руке. Николасу страшно не хотелось говорить Серене правду, но ей следует знать об этом, тем более что он не мог претендовать на то, что и впредь будет оберегать ее.
— Серена, тех двоих наняли с конкретной целью — убить вас. Кто выиграл бы, если бы вы не предъявили права на свое наследство?
После столь откровенного вопроса у Серены пересохло в горле, хотя она сама уже предположила нечто подобное.
— Точно не знаю. Думаю, мое наследство досталось бы дяде Мэтью, который сейчас стал лордом Веспианом.
— Речь идет о большой сумме денег?
— Об огромной сумме. Я даже поверить не могу, насколько она велика.
— Значит, вы действительно наследница. И вашему дяде досталось бы все?
— Да, у меня нет других родственников. Возможно, ему уже стало известно о смерти папы, но он ведь ничего не знает о моем существовании, — уверенно заявила Серена, пребывая в блаженном неведении о письме своего отца, которое недавно оказалось в руках ее дяди.
В этом письме речь шла конкретно о ней.
— Вы в этом уверены? Если он знает, что ваш отец мертв, то, конечно же…
— Нет. Дело в том, что папа по непонятным мне причинам не сообщил Мэтью ни о своем браке, ни о моем рождении. Думаю, ваш отец знал лишь в общих чертах о его женитьбе на моей матери и о моем рождении, ибо после этого они больше не переписывались. Папа раз в год писал своему адвокату лишь для того, чтобы дать знать о том, что он жив и здоров. Думаю, адвокат, не получив в этом году письма от отца, навел справки. Только так можно объяснить, почему дядя Мэтью узнал, что он стал лордом Веспианом. Что же касается меня, то ему об этом ничего не известно.
— Почему ваш отец был таким скрытным? — раздраженно спросил Николас.
— Не знаю, к тому же у меня, не подвернулось удобного случая, чтобы спросить его об этом. Я только знаю, что на смертном одре он велел мне отправиться к вашему отцу, чтобы вернуть бумаги, и только потом разыскать дядю. Таковы были его указания, я их выполнила.
— Что ж, мне кажется, ваш отец впутал вас в чертовски неловкую ситуацию.
— Вы полагаете, что мы не попали бы в такой переплет, если бы папа оставил все на усмотрение дяди. Ну, уж извините.
— Я совсем не это имел в виду, — ответил Николас с кривой усмешкой. — Я твержу себе, что было бы лучше, если бы мы не встретились, но отнюдь не жалею об этом.
— Я тоже, — тихо сказала Серена.
Наступила тишина, во дворе послышался лай собаки. Из пивной донесся хохот. Серена никогда не чувствовала себя такой одинокой, В Лондоне Николас покинет ее. Если он прав, то выходит, что ее семья, которая должна была, как она надеялась, ввести ее в общество, пыталась покончить с ней! Она вспомнила выстрел браконьера в Найтсвуд-Холле, и задалась вопросом, не покушался ли тот на ее жизнь. Серена догадывалась, что именно так думал Николас, но ничего не сказал.
Ее жизнь действительно оказалась в опасности. В таком случае Николасу тоже грозит опасность, пока он остается рядом с ней. Если бы события на большой дороге приняли иной оборот… Серена вздрогнула. Их обоих могли убить, с ними было бы покончено. Тогда оба лишились бы шанса испытать то, что могло бы произойти между ними. Подобная мысль стала невыносимой.
— Николас, вы понимаете, что нас могли…
— Не думайте об этом, — резко сказал Николас, обняв ее. — Мы живы. Теперь мы в безопасности.
— Живы, — повторила Серена.
Она вспомнила первый день их встречи и страсть пренебрегать опасностями, заразившую ее с тех пор. Серена снова испытала это чувство, порыв желания был столь сильным, что казалось, будто ее лишили возможности дышать.
— Любите меня, Николас, — прошептала она, коснулась его лица и провела пальцами по его высоким скулам, волевой челюсти, изящной линии нижней губы.
Серена любила его так сильно, что у нее заныло сердце.
Николас отстранил ее руку:
— Не надо, Серена. Вы расстроены и говорите несерьезно.
Серена взяла руку Николаса, разжала пальцы, приложила к его ладони свою и удивилась, видя, насколько его ладонь больше, сравнивая свою белую с его загорелой кожей, испещренные жилками крохотные запястья с его жилистыми широкими мужскими ладонями. Она вспомнила его раздетого до пояса во время кулачного боя. Серена вспомнила атмосферу борьбы, его жажду победы. Она вздрогнула при мысли о его силе, чисто мужской силе, так не похожей на ее хрупкую женственность. Серена воздушным прикосновением губ поцеловала его в запястье и провела языком вниз до большого пальца.
— Серена, перестаньте.
Голос Николаса прозвучал резко. Он не отнял свою руку. Серена вспомнила, как он вел ее руку, чтобы та коснулась его самого интимного места. Она вспомнила, каково было коснуться его, наблюдать, трогать. Удовольствие и наслаждение. Серена взглянула на него. Ещё раз легко поцеловала его большой палец. Николас выдохнул. Сильно волнуясь, Серена дерзко взяла большой палец Николаса в рот, ласкала его языком, затем отпустила, чтобы проверить вкус кожи между его большим и указательным пальцами.
— Серена. О боже, вы не понимаете, что делаете. Вы совершаете ошибку. И пожалеете об этом.
Серена начала нежно целовать следующий палец, уже более уверенно взяла его целиком в рот. Внутри ее что-то шевельнулось — страх, волнение, приятные ожидания. Серена добралась до следующего пальца, начала ласкать его чуть решительнее, держала его во рту дольше.
Сквозь пелену желания она взглянула на Николаса — его лицо преобразилось в маску, выражавшую необузданное желание. Николас поднял ее на руки, вынес из гостиной, легко поднялся по лестнице, прошел по коридору и оказался в ее спальне. Плотно закрыв дверь за собой, он испытующе заглянул ей в глаза, покачал головой и нежно опустил ее на постель.
— Это безумие, — будто про себя сказал он.
