вовсю, они в момент настропалились и принялись отплясывать танец дикого живота, выкидывая неокрасуемые коленца.
Они не обольщали внимания ни на что вокруг. Одна телица всем раздавала пирожки с хлопками, имевшие большой успех. Пораженный и законфученный, я натянул резиновый хлящ, направляясь к двери.
'Будьте любезны, не толкайтесь,' - произнес тухлый голос.
'Что вы о себе воображаете?' - воскликнул я, гордо ушмеляясь.
'Я тут главный,' - произнес голос тухло, но грозно.
'Луна на небе - ах!' - вскричал другой, и началась музыка.
Мимо протанцевал негр, пожиравший банан, или кого-то еще. Я скукожился, надеясь попасться ему на глаза. Он обглазел меня и спросил устало: 'Друг или невдруг?'
'Не вдруг,' - воскликнул я и застиг его врасплох.
РОБКИЙ
Я робкий, старомодный
Стеснявый я до слез
Я ни к чему не годный
Поверьте, я всерьез.
Я робкий до концов ногтей,
И пикнуть не решусь
Нет у меня совсем друзей
И танцевать боюсь.
Как во джунблях... во дремучих джунблях... сегодня ночует Белючий Охотник.
У изножия его постели Отумба несет строжу, охреняя хозяина от ядовитых несмыкающихся, например от смертоносной хвобры и могутного капитона.
Он и не подозревал, что как раз на следующее утро, как раз с самого браннего позаранка и случится настоящее приключение.
С чашей кончая Отумба разбудил хозяина, и они заправили свой путь в самую гущу джунблей.
'Кто это там?' - спросил Блевучий Находник. - Уж не слонопотам Пилл ли это, щеголяющий с новой шкурвой?
Может, это Летающий Голодранец спешит по делам?'
'Нет, ведь он шагает,' - сказал Отупа на суахили, как если бы из-за тридевяти земель. Вскоре они вышли на завалинку в джунблях и разбили шлягерь.
Джумбля-Джим, чье имя пусть останется неизвестным, медленно, но неторопливо пролажал свой путь сквозь заросли кальсон, не потосливая, что за ним наблевает Белючий Охапник.
'Ату его, Атумба, - сказал Вонючий Охальник. - Пусти ему пух и прах!'
'Нет! Но, может быть, на следующей нетеле я набью этим пухом подушку, которая сейчас мирно лежит в автобусе номер девять.'
Джемпер-Грим, чье имя пусть останется в норме, увидел, как Валячий Хахальник и Докеришка Гавкин стреляют носоглотов, гиппопертоников, а заодно и Отумбота.
'Не увивайте этих желудных!' Но на них эти слова не произвели печаления. Они все стреляли и стреляли алликратеров, тихих казанов, жидаффов, проказов, а заодно и дядю Тома-Кобру и прочих... старика дядю Мишу-Гризли и прочих... толстомясого Братца Кролика, Братца Бегемотика и прочих... Братца Тигру, ушастого Чебурашку и остальныхпрочих.
ОДИН ПОД ДРЕВОМ
Один под древом я сидел,
Я скромен, толст и мал.
Мне кто-то сладко песню пел,
Но кто - не разобрал.
Гляжу я вверх, на небеса
Певицу не найду.
Дивлюсь я: кто ж моя краса?
Где спряталась в саду?
Кто ты, явись! Напрасен страх!
Так тщетно я взываю.
Ты, верно, прячешься в ветвях,
Приди ко мне, родная!
Заснул под сладкий тот мотив,
Что снилось - не пойму.
Проснулся, кустик оросив,
Вернулся под листву.
Вдруг на сучке увидел я
Тут, брат, разинешь рот!
Сидит обычная свинья
И, что есть сил, поет.
Я думал, ты - девица!
Мне смех не превозмочь.
Вспорхнула тут певица
И улетела прочь.
Г Е Н Р И И Г А Р Р И
Генри был сыном своего отца, и вот настало время ему кончать со школой и подаваться в отцовское дело, то есть в тарабан-спекуляцию. Дело это было с гнильцой, и загнивалось довольно быстро.
'Папаня, ведь тарабан-спекулянтское дело - гнилое, не так ли?' - спросил Генри, молодой парень. Отец его Гарри не промедлил с ответом:
'Не городи чепуху, Генри. И отцы твои, и деды, что жили раньше того, даже раньше меня, черт подери!' - все были тарабанщики, и ничего тут не попишешь.' Произнеся сие, он подвинул свои костыли поближе к очагу.
'Ну-ка расскажи мне еще раз, папаша, как угораздило тебе отхватить этакие костыли? Не в тарабан- спекуляции ли тут было дело?' - спросил молодой мальчишка Генри.
'И чего это ты вдруг опять о моих костылях заговорил, сынок?' проворчал Гарри, но голос его потеплел.
'Люблю слушать, как ты рассказываешь эту историю, отец - да и к тому же не каждый имеет взаправдашнего отца-калеку!'
'Что ж, по-моему, ты верно рассудил, сынок' - сказал Гарри, горделиво поглядывая на него и думая при том: 'Сын-то у меня растет настоящим тарабанщиком, провалиться мне на этом месте!'
'Я в гольф хочу играть, пап,' - сказал Генри с надеждой и совсем серьезно.
'Заруби себе на носу: ты тарабанщик, и никто другой,' - отрубил папаша Гарри.
На следующий день Гарри пропал, как сквозь землю провалился, ни слуху о нем, ни духу во всей паршивой дыре, где они жили, и папаша Гарри забольновался. 'Не похоже это на него, маманя,' - сказал он старой карге, что прожевала с ними.
'За фигом тебе на фиг,' - отвечала мать с грубым акцентом.
Как вы уже, наверно, доперли, мальчишка Генри, попросту говоря, сбежал из дому, заплутал.
'Вот ужо я покажу этому обрубку,' - твердил Генри сам себе, ибо поблизости никого не было. Но вышло так, приятель, что мальчишка Генри не смог ни в гольф играть, ни другой какой работы найти в близлежащем местечке Гольфинге.
'Видно, я и вправду тарабанщик, папаша Гарри правду сказал,' тихо произнес Генри, но его опять никто не слушал. И вздохнув, поплелся он домой, как и всякий другой мелкий Генри, не сумевший ни в гольф поиграть, на работу подыскать. Завидев издалека бутербродную свою помойку, он громко вскричал:'Е...' и добавив 'Мое!...' выразил тем свои чувства.
'Мама, мамаша, это я, мальчишка Генри, я домой вернулся,' говорил он, надеясь, что на него обратят внимание. Но старая ведьма все что-то копала, как если бы его тут и в помине не было. 'Мамаша-маша, это я,' - заладил Генри снова, думая про себя: 'И чего это она копается, а не врубается?' Но старая карга все копала, мурлыча себе под нос песенку, которую теперь фиг где услышишь. 'Мамка-самка,' - сказал настырный мальчишка Генри, по правде сказать, он и мне уже порядком надоел.
'Разве ты не видишь, я хороню балбеса Гарри, твоего отца,' отозвалась, наконец, старая каргамаша.
'Ну вот, давно бы так,' - откликнулся Генри, сразу просекая всю свалившуюся на него ответственность.
Тэд Глухой и Данута (со мной)
По долам и холминам проложим свой путь,
Пролетим, как стрела, над рекой.
Сквозь леса, и траву, и болотную мглу