ПОДЗЕМНЫЕ РАБОЧИЕ ВОЙНЫ. РУССКАЯ ЗИМА ЕГОРА ЛЕТОВА
На кончике пера борзописца ерзает пафосное клише. Только через его оптический прицел можно попытаться определить происшедшее. Да будет сказано: '19 декабря 1993 года стало самым черным днем в истории отечественного рок-движения'.
Мысль изреченная есть ложь?
Злополучная акция 'Русский Прорыв' в столичном ДК им. Горького, в ходе которой столп русского рок-андеграунда Егор Летов соединился с редактором газеты «День» (ныне — 'Завтра') Александром Прохановым, что называется, потрясла сознание широких народных масс.
'Как-то это все грязно и мерзко'.
'Ну вот, теперь расставлены все точки над 'i'.
'В крышку нашего гроба забили последний гвоздь'.
'Я считаю, что Егор Летов — подонок. С сегодняшнего дня он для меня не существует'.
Последняя фраза была сказана мне вечером того же 19 декабря идейным секьюрити одного из московских рок-клубов. Можно было, конечно, ответить из цикла 'А что, собственно. Сикстинской мадонне…', но ничего смешного тут, конечно, нет. Все, понятное дело, без преувеличения трагично. Впрочем. Трагедия для Егора Летова всегда была нормой жизни Как, впрочем, и для прорвы других творцов истории человечества.
Пресловутый 'правый уклон' в русском рок-андеграунде назревал давно. Ужасы уличной жизни 'новой буржуазной' России раздражали подпольных нестяжателей в прямой пропорции к росту «бездушного» ларечного строительства, уверенно сменяя на роли жупела покойную (?) советскую власть. Культовые фигуры московского металла и сибирского панка замаячили со своими телегами в рубрике 'Рок: русское сопротивление' пресловутой газеты «День». 'Кирилл считает, что в стране просто нужен порядок, русский порядок, уважает А. Баркашова и регулярно читает газету 'Русское дело'.
Но леворадикальная часть тусовки гнала от себя грустные мысли, так как Егор Летов, самый крупный кит рок-андеграунда, дольше других не спешил поделиться по данному вопросу. Люди еще могли жить своими проблемами и пытаться не думать о друзьях и врагах.
Незадолго до танков на мосту в последнем в ее истории номере газеты «День» (перед чередой смены инкарнаций) появилось автоинтервью Егора.
'…Все мои песни, все мое творчество всегда были направлены против той пресыщенной алчной, лакейской прослойки граждан, учиняющей ныне беспримерно циничный, чудовищный раздор и поругание нашей отчизны, оглушительно ратуя за некоие 'общечеловеческие ценности, сводящиеся к идее собственного ожирения за счет обирания и удушения ближнего своего'.
Один мой знакомый анархист, ознакомившись с материалом, сказал, что готов расписаться под каждым его словом и не может понять только место публикации.
В принципе, имеют место очевидные веши. Человек, условно скажем, привык ставить духовное выше материального. Допустим, так бывает — хоть и отвыкли нынче от таких явлений. Вокруг себя он видит социальную политику, однозначно вынуждающую всех, без исключения, ставить материальное выше духовного. Это вопрос элементарного выживания. Получается, что люди в плане духовности становятся как-то хуже. Человек начинает напрягаться на такую социальную политику.
Здесь нарисована чистая тезисная схема. Мы не говорим о возможности политической альтернативы — допустим, ее нет. Но нормальный, искренний, душевный человек легко может увидеть сегодняшнюю жизнь в русле нарисованной схемы. При нормальном человеческом взгляде она больше ни на что, к сожалению, не похожа.
Человек недоволен. Если он при всем при том еще и истов, страстен и космичен. Он легко может озвереть — исключительно из лучших чувств.
Удержать его от таких умонастроений могут две вещи: а) умение зарабатывать большие деньги, любовь к этому делу и, соответственно, лояльно-приветливое отношение к текущим социально- экономическим процессам; б) глубокая интеллектуально-политическая рефлексия или чисто интуитивный инстинкт самосохранения. Холодный конструктивный менталитет.
Обе эти вещи — вещи. Вполне годящиеся для обывателя или умеренного интеллигента. Но их совершенно никаким боком невозможно навязать художнику.
И вот 19 декабря Летов смыкается с Прохановым. Их обоих показывают в «Вестях». Летов говорит, что он наконец понял, что всегда был по духу коммунистом краснобригадного толка.
'Левая, правая где сторона?'
Газета «Панорама», помнится, летом 1993 года задалась целью персонифицировать цветовую гамму «красно-коричневой» окраски фронта национального спасения. 'Павлов — коричневатый с розовой проседью. Бабурин — розовый. Станислав Терехов — красный. Лысенко — коричневый. Проханов — коричневый в красную полоску'.
Можно, конечно, предположить, что Летов видит в Проханове одни полоски, но дело тут не в этом. Александр Баркашов в имидже 'романтического камикадзе' явно затмевает седовласого редактора в егоровых глазах — ну и что?
В 1988 году Летов в интервью мне сказал, что он утверждает самоуничтожение как путь к Богу. Концентрат радикального христианства в искусстве? В общем, известный закон: сила произведения искусства зависит от количества жизненной и творческой энергии, которую художник отнял от себя и в него вложил. Но уже перенос этого метола и-i творчества на индивидуальную жизнь художника становится несколько опасен — причем больше не для художника, а для окружающих. Этот эффект превосходно описан в «Некрополе» Ходасевича.
Сейчас Летов переносит идею суицидального пути к Богу на всю Россию. 'Давишь, давишь человека, а из него все одно дерьмо идет. Когда же, наконец, пойдет кровь?' В летовской голове вертится грандиозная хлебниковская Вселенная, и по ее меркам крутится маховик ощущения жизни с тотальной гильотиной в финале. 'Этой стране необходимо очищение. Очистить ее может только кровь, большая кровь'.
Все священные революции в истории человечества, помимо подонков (сегодняшний взгляд) имели в своих рядах честных и искренних людей, ставящих духовное выше материального (вчерашний взгляд, оживающий в Егоре Летове). Обыватели отсиживались. Кровь лилась, но чище от этого ни одна страна не стала. Хотя маяком было очень душевное чувство справедливости и красоты, которого так не хватает в удушливо-ларечном мире чистогана.
'Красота в политике — это кровь.
Красота в искусстве — высший смысл жизни…' (ну, сказал). Но кровь, и это очевидно, отнюдь не высший смысл жизни, так как (да, надо еще раз повторить эту банальность) искусство и политика — две вещи несовместимые и даже противоположные. Май 1968 года обратного не доказал. Лучшая, политика — скучная политика. Честный и пламенный человек в политике'- потенциальный палач народов.
Пастернак говорил, что лучшее время для творчества — тусклый общественно-политический фон, на котором художнику легко и удобно светить. Когда политический фон разгорается, художники неизбежно теряют себя. Творчество сегодняшнего дня находит себя в зловеще-красивых геополитических телегах Дугина и Гейдара Джемаля. Пик творчества Егора Летова пришелся на 1990 год, когда он записал свой 'веселый и отчаянный' Прыг-скок. До этого он писал по несколько магнитоальбомов в год, после — за три года сделал единственную программу Сто Лет Одиночества. Первую у Летова, не ставшую для него новым 'выходом за флажки'. Как сказал бы Сева Новгородцев, 'творческий организм начал работать на реверс'.
Было бы слишком грубо говорить, что Летов выдохся как художник и искусственно пытается привлечь к себе внимание с помощью дешевых политических трюков типа унии с Прохановым. Наверняка остается место для работы подсознания. Но очевидно, что свое драматическое мироощущение, не находящее личностного выхода в период ослабления творческой интенсивности, Летов сейчас вынужденно
