такого на всей кафедре нет. Я точно знаю. Теперь выгоня-а-ат… – Дашка опять заскулила.
– Стоп! У вас тут формалин есть? А колбу точно такую же я сейчас с биохимии притащу. Засунем все туда, надеюсь, никто не заметит. Только ты пока вытри тут, дышать нечем.
Так мы и подружились с Дашкой, которая, кстати, выручила меня на экзамене по анатомии, подсунув нужный билет. Она все-таки поступила в ЛГУ, но я-то уже заканчивала университет, и мы встречались редко. Даше удалось остаться на кафедре анатомии, даже кандидатскую защитить про патологоанатомические аспекты чего-то там. Через какое-то время общение сошло на нет.
3
Бойся свёкра богатого,
как чёрта рогатого.
Вновь я вспомнила о Дашке не от хорошей жизни три года назад.
Родители моего второго мужа Мечеслава очень любили единственную внучку и настойчиво приглашали к себе на хутор Пилипец под Сумщиной. На парное молоко и «яички из-под курочки». Однако постоянно ссорящиеся между собой дети в минуты опасности выступали монолитным фронтом – Забава согласилась поехать на Украину только вместе с братьями (мои козлята не делали особых различий между тремя бабушками и дедушками от трёх разных пап, с полной уверенностью считая их коллективной собственностью). Посомневавшись для вида, я с облегчением приняла предложение родителей покойного Мечеслава.
Отмучилась двадцать восемь часов в поезде Петербург-Мариуполь. Сдала детей деду по счёту голов на вокзале в Сумах. Переждав на станции до утра, села обратно на проходной Луганский. Мать Мечеслава не желала меня видеть, считая, что я должна была хранить до смерти верность её сыну, а не выходить замуж за Мумика.
Раз в неделю приходили новости. Свёкр по телефону уверял, что с детьми они справляются. В отношении кухни я охотно верила, но насчёт всего остального были сомнения. Которые подтвердились.
Безумный нрав Али проявился почти сразу. Оседлав велосипед соседского мальчика, он поехал с пригорка и на крутом повороте врезался в камень. Перевернулся в воздухе и ещё метров десять прокувыркался по склону до ручья. Разодрал обе руки, разбил левое колено, а лицо напоминало смятую помидорину. Али провел неделю в постели, читая «Вешние воды» Тургенева (другой русской книги у бабушки с дедушкой не оказалось).
Авраам доставлял хлопот поменьше. Он всего лишь уплыл на самодельном плоту до соседнего хутора.
Меньше всего неприятностей было от Забавы. Любительница хорошо покушать, девочка собирала ягоды, помогала печь пироги и ватрушки. Однако тоже не удерживалась от проказ.
Дети звонили по сотовому с холма за деревней, откуда имелась связь с большой землёй. Разговоры сводились к требованиям денег на мелкие расходы в продуктовой лавке. Я посылала телеграфные переводы, за которыми дедушке приходилось ездить в райцентр. Бабушка билась за порядок и здоровье маленькой многонациональной банды. Жизнь текла своим чередом. И я могла себе позволить забыть о повседневных обязанностях многодетной матери на целое лето. Целое блаженное лето.
После возвращения дети долго отмалчивались. Наконец их прорвало.
– Полный Пилипец! – заявил Абрашка, битый крапивой за путешествие на плоту.
– Больше я туда не поеду, – добавил Али, ещё не переваривший до конца «Вешние воды».
– Да ладно вам, можно подумать, у бабки Сары или у бабушки Хадиджи лучше, – обиделась Забава. – Зато мацу есть не заставляли. И муэдзины по утрам не будили. Мам, дед сказал, что перешлёт тебе осенью кабанчика, а то я больно худая.
Я по глупости не обратила внимания на слова дочери. А стоило. В середине октября поздно ночью мне позвонили и попросили срочно забрать посылку от украинских родственников. С трудом уговорив Бориса, коллегу по работе, мы поехали на Кржижановку, где располагалась Восточная ярмарка. Борька пристроил огромный свёрток из рефрижератора на заднем сиденье своей машины, затем довёз до дома. Также помог дотащить подарок с Украины до кухни.
Размер катастрофы я оценила, «разбинтовав» кабанью тушку. Полночи резала и пилила, вытирала, опять резала. Морозилка оказалась забитой полностью, холодильник не вмещал в себя свиную расчленёнку. Очередная «гениальная» идея осенила меня под утро. Видимо, от злости и усталости сработали странные ассоциативные связи. Вдруг вспомнилось, что в ЛГУ сотрудники кафедры анатомии хранили в подшефной анатомичке всё, что требовало охлаждения. От пакетов с клубнями георгинов зимой (в залах с температурой на плюс четыре) до ягод и фруктов с дач (в рефрижераторах, на минус двадцать).
Вымыв руки, я села на диван и, полистав записную книжку, нашла нужный телефон.
– Даш, привет, это Лейка, то есть Лия. Лия Лин, ты чего? Куда я должна пойти?.. На часы смотрела, да, уже полвосьмого утра. Даш, не ори… Ну какая же ты скотина! Вот когда тебе член в банку с формалином засунуть надо было или конспект по биохимии – ты не стеснялась меня попросить… Да, та самая Лия. Фу, наконец-то. Слушай, у меня беда – мясо портится. Да не моё, свинячье! Анатомичкой народ по-прежнему пользуется? Очень хорошо. Поможешь? Расплачусь парной свининой. Ладно, даже сама её приготовлю. – Я вздохнула. Нет, какая же всё-таки ленивая Дашка, уму непостижимо.
Больше дедушка с бабушкой внучку не приглашали, но «свинячьи подарки» поступали регулярно. И Дашка помогала решать проблему хранения пищи насущной для «больно худой» дочери. Забава давно уже пополнела, потихоньку догоняя мою мать в весовой категории, но я каждую осень до устали считала килограммы, полученные при разделке кабанчиков…
4
Что есть в печи, все на стол мечи.
Вернувшись в пятницу утром из анатомички домой, я, как труп – тьфу-тьфу! – обмякла на диване. В сглюченном кратком забытьи метались зелёные феи, подруги тащили куда-то чёрного поросёнка в белом саване, а Стас – мой прекрасный Стас – оживал на Надькиной картине почему-то с катаной в спине, которая его совсем не беспокоила…
– Забав, не толкайся, я не сплю. Чего тебе? – я с трудом соображала, продремав чуть менее часа.
Дочка посмотрела осуждающе. Одиннадцать утра.
– Ма, в холодильнике ничего, кроме яиц…
– Сейчас сделаем яичницу. А мальчишки ещё не встали?
Словно побитая палками, еле доплелась до плиты. Не успела дожарить глазунью, как услышала «гитар-гитар-гитар» на мобильнике…
– Да, проснулась. А ты?.. Как не спала? Вздремни… Я понимаю, Надь, но сама к тебе в мастерскую больше ни ногой… Ну, приезжай, конечно, после обеда – я своих козлят к бабке Саре отправляю, можешь у меня остаться…
– Ма-а-а-а! Горит!
Сковорода дымилась. Уголки яичницы загнулись чёрными крыльями. Забава, прискакав из своей комнаты на дым, удручённо смотрела на меня.
– Ма, давай лучше я обед приготовлю. Ты слишком устаёшь на работе.
– На вот двести рублей, купи картошки, пару килограммов огурцов. И мясо из морозилки вытащи, пусть оттаивает. Я ещё должна Дашке свинину потушить.
При упоминании о мясе в памяти всплыл «поросёнок», упакованный ночью в мастерской и мирно лежащий сейчас на «–20» в анатомичке. Спасибо Даше, не подвела… Правда, это только отсрочка, а не решение проблемы. О-о-о-о-х, тоскливо-то как. Стас, ну как же я в тебе так могла обмануться? Ладно, о любви сейчас думать некогда…
– Мам, ты чего? Два килограмма одному Альке на ползуба! – Забава смотрела возмущённо. – И пить нечего. Гони ещё двести рублей на «Липтон», колу и яблочный сок.
Я, тяжело вздохнув, вытрясла последние деньги из кошелька.
– Вот Сара Моисеевна вам даже «Акваминерале» не купит, и не надейся, – подначила я дочь. – У тебя и мальчишек всё собрано? Скоро уже электричка.
– Мам, а можно я скажу бабке Саре, что христианство запрещает есть мацу? – дочь лукаво посмотрела
