звучание в крайне «поносные» тона. Помогали в работе нам с Кузей: его жена — Ирина Родионова (вокал, подпевки) и некий безумный инженер Саша Бусел, по прозвищу «Патриот». Вместо ударных — пионерский барабан и какая-то железяка. Запись отвратительная». И в общем-то он прав. (Здесь присутствует еще один замысловатый момент: авторитетный журнал «РИО» говорит, что «Поносные звучания ГО» — это двойник составленный из пленок «Поганая молодежь» и «Оптимизм». Егор, как видите, говорит обратное. Не всегда авторы рассказывают правду о своих творениях, но все же доверимся Летову.)
Вообще весь 85-й год Летов и Кузя целенаправленно, причудливо и замысловато сочиняли свои страшные песни и записывались, как в домашних, так и в полустудийных условиях, лихорадочно и отчаянно разворачивая и примеряя внушительный арсенал идей и средств. Уже тогда в этих двух личностях начал складываться творческий симбиоз двух умов, направленных на нахождение абсолютно нестандартных ходов в музыке.
Здесь пожалуй стоит сказать об этой знаменитой, но абсолютно не крупной, мифической «фирме звукозаписи» Гр. Об-Records. На этой студии с 84-го по 90-й годы записывались, репетировали и попросту жили почетные сибирские «гаражные» группы, такие как Г.О., Янка, ЧЕРНЫЙ ЛУКИЧ, КОММУНИЗМ, АРМИЯ ВЛАСОВА и другие.
Первоначально название Гр. Об-Records относилось исключительно к домашней студии Егора Летова, в которой он работал с самого начала своей деятельности, с 1984 года. Позже оно распространилось на все омские (а также и не омские) записи ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ и групп, с ней ассоциированных. Это, собственно квартира Егора, вернее его комната, оснащенная всевозможной «аппаратурой» отечественного и самопального изготовления и свойства. Взращенный на мифах западной рок-сцены и отечественной контр-культуры, Летов создал беспрецедентный по своей внутренней организации микромир, действующую модель независимой фирмы звукозаписи, которая, практически не имея своего материального воплощения и, соответственно, экономики, обращалась в конце 80-х к аудитории, сравнимой по численности с потребителями продукции «Rough Trade», «Mute» или «Alternative Tentacles».
Для создания «фирменного» саунда ГР.ОБА комната в омской квартире Летова была превращена в настоящую подпольную студию. Стены комнаты были покрыты звукоизоляционным материалом. В углу находилась ударная установка, которая со временем начала обрастать кучей всевозможных перкуссий, бонгов и там-тамов. В часть барабанов напихивались какие-то тряпки — «чтобы звучало как-то по-новому или, наоборот, вообще не звучало». Два развороченных магнитофона «Олимп» стояли со снятой панелью, отпугивая случайных посетителей своей обнаженностью и беззащитностью.
Фирменный саунд ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ немногие понимают правильно. В интервью журналу «Урлайт» в 1988 году Егор доходчиво объяснит читающей публике, что в роке должна существовать идея «неискусства» (что это такое подробно читайте соответствующую главу), которая может выражаться через атональность или через динамически-примитивный рок-н-ролл. Причем в целом — нужна свобода, а в атональности ее больше. Есть свобода, например, слажать и поэтому нет страха сыграть хреново, потерять ноту и тому подобное. Свобода создает простор для деятельности. В этом атональность и хороша: она создает импульс внутри художника. А сокрушительный драйв, который так раскачивает и возбуждает публику, играет здесь абсолютную роль. Атональность его не только не разрушает, а и создает (как у группы EINSTURZENDE NEUBAUTEN).
А если касаться ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, то Егор считает, что то, что они делают панк — это именно то, что называют «панк», «хардкор». Это именно не музыка и не искусство. Это достигается путем, ну, допустим, Гри Колтен. Музыка, свободная только в той степени, в какой ошибка музыканта — любая — может вписаться в полный контекст, скажем так. Допустим, в музыке GENESIS или YES, любая ошибка будет выпадать и все ломать. А вот во ФЛИТ ШИГЕРЕ индустриальной музыке, как STANDINТ ABOUT IT, там ошибки быть и не может, потому что любой звук, любая музыка вписывается в контекст. Вот это называется грязным подхватом электро.
Первые магнитоальбомы группы[2] (именно первые, так как они были включены в альбомографию) с одной стороны, разнесли музыку новой группы далеко за пределы Сибири, но с другой — поставили группу под удар соответствующих органов, усмотревших в ее творчестве явный криминал. ГР.ОБ стал популярен за пределами Сибири. Даже находясь в глухом подполье, эта команда влияла на настроения и умы людей и неотвратимо становилась для властей социально опасным явлением. Последствия не заставили себя долго ждать — в конце 85-го с ГР.ОБОМ начали активно бороться, началась пора репрессий.
В деятельность ОБОРОНЫ вмешались местные правоохранительные органы. Все началось с того, что мать Андрея Бабенко, будучи какой-то партийной деятельницей, услышала записи группы, пошла в КГБ и сказала. «Товарищи, мой сын втянут в антисоветскую организацию». В то время вокруг ГР.ОБА образовалась такая тусовка, где ходили перепечатанные Аксенов, Стругацкие и т. д. Поэтому ее, недолго думая, назвали антисоветской, как и весь советский андеграунд 80-х.
В ноябре музыкантов арестовали и пытались сфабриковать дело по поводу антисоветской организации и об организации террористического акта[3]. ГБ тогда стало очень сильно трясти — музыкантов допрашивали по десять-пятнадцать часов при слепящем свете ламп, пытаясь выбить признание о сотрудничестве с западными службами. Майор В.В. Мешков (впоследствии увековеченный Летовым в песне «Лед под ногами майора»), который вел это «дело», тщетно пытался взять с Летова подписку о том, что он не будет петь и сочинять «соответствующие песни», а с его знакомых — о том, что они не будут иметь никаких дел с Егором[4]… Кроме того Летову инкриминировалась антисоветская деятельность, агитация и чуть ли не создание диверсионных групп!
Забегая вперед, нужно сказать, что, когда майора Мешкова Владимира Васильевича, сняли за что-то с должности, музыканты ОБОРОНЫ хотели сделать акцию: прийти домой, принести ему цветочков, яблочков — как больному — и так далее, тортик ему купить, а потом решили, что это дорого будет — торт покупать. Несмотря на отказ от акции, прошел такой слух, что они купили венок майору и подарили ему (разумеется при жизни)!
Возвращаясь к подписке, надо заметить, что знакомым Егора говорилось, что в случае контактов с Летовым их посадят на три года. В подписке было указано, что его друзья не будут играть в группе и заниматься антисоветской деятельностью, говорить с Егором антисоветские разговоры (!) — так было указано в формулировке. Они расписку дали…
С теми, кто подписку дал, Летов больше не контактировал. Не только потому, что они его предали, а просто тяжело было общаться со сломавшимся человеком. У советского ГБ были проверенные способы ломать людей.
Их запугали, они подписались в том, что было и чего не было, в общем-то, забили всю компанию. Испугались, а после этого им уже как-то и самим неловко было. Причем человеку угрожали тем, чего он больше всего боится. Один дискотечник знакомый привез как-то к Егору аппаратуру записываться. Его потом встретили на остановке и сказали, что с его новорожденной дочкой могут быть неприятности, зачем ему, мол, ее подставлять?! Он побелел лицом, пришел снова, забрал все и уехал.
Самому Летову угрожали тем, что если он не расскажет, откуда самиздат и т. д., начнут вкалывать так называемые «правдогонные» средства, т. е. наркотики, чтобы он в состоянии невменяемости что-то сказал. После этого дело повернут так, что он стуканул — именно стуканул, а не сказал под давлением.
Это продолжалось месяц. До этого Егор ничего подобного не испытывал: наркотики не пробовал, галлюциногены разные — этого не было. Тогда и пришла мысль: а есть ли смысл чем-то заниматься. Он просто решил с собой покончить. Написал бумажку: «Кончаю с собой под давлением майора Мешкова Владимира Васильевича» и т. д.
В КГБ каким-то образом стало известно об этом (как — неизвестно). И, то ли вследствие этой попытки самоубийства, то ли по другой причине, но Егора признали невменяемым. После этого его забрали в психушку и дело временно приостановили. Группа фактически перестала существовать: Летов оказался в психиатрической клинике, Костя Рябинов был «срочно призван в армию», несмотря на сердечную недостаточность, — службу он проходил на космодроме Байконур, в строгих условиях. «Поздней осенью 85- го, — рассказывает Егор, — нашей еретической деятельности был положен свирепый пиздец. По окончании серии задушевных бесед Кузю отправили в доблестные ряды Красной Армии (в район Байконура
