Пока живы канаки Хуахоа, он будет жить в их памяти… Ну, готовься, Рита, пустите их минута в минуту.
— Как-то совестно шутить с таким пловцом, — вполголоса обратилась к своим Паола, стоя на своем конце бассейна в ожидании сигнала.
— Вполне возможно, что он тебя поймает прежде, чем ты сыграешь свою шутку, — снова предостерегал ее Дик и вдруг обернулся к Берту, точно обеспокоился: — А там все исправно? Если нет, Паолу ожидают нелегкие пять секунд.
— Все в порядке, — заверил Берт. — Я там сам был. Труба действует. Воздуха сколько угодно.
— Готовы! — крикнула Рита. — Пошли!
Оба побежали: Грэхем — к зрителям, быстро, как на бегах, а Паола — к верхней площадке. Она уже стояла на ней, когда он уцепился за нижнюю ступеньку руками и ногами. Он бросился за ней, она склонилась над водой, точно готовясь нырнуть; он остановился, решив выждать на средней платформе в двадцати футах над водой, готовый нырнуть за ней. Тогда она засмеялась и не нырнула.
— Время идет, дорогие секунды пропадают, — запела Эрнестина.
Грэхем начал подниматься выше. Паола снова согнала его на прежнее место, угрожая нырнуть. Но больше секунд Грэхем зря не тратил. Он решил подняться будь что будет, и угрозы Паолы больше не смущали его. Хотя он и взбежал на тридцатифутовую платформу, надеясь успеть схватить ее, прежде чем она нырнет, она не колебалась ни секунды. Она бросилась вниз, закинув голову назад, согнув руки, выпрямив ноги и тесно прижав их друг к другу, и все же балансируя своим падающим телом. Раздались крики восхищения. Грэхем остановился и увидел, как она закончила прыжок. Он видел, как, долетев до нескольких футов над водою, она наклонила голову вперед, протянула руки и замкнула их над головой, как бы сводом, а горизонтальное положение тела изменила так, чтобы удариться о воду под надлежащим углом. Но в момент, когда она уже была в воде, он уже стоял на тридцатифутовой платформе, выжидая. С этой высоты он различал под водой ее тело, плывущее полным ходом к дальнему концу бассейна; тогда только нырнул и он. Он был уверен, что нагонит ее. Он нырнул дальше от берега, чем она, и сразу опередил ее на двадцать футов.
В это самое мгновение Дик окунул в воду два плоских камня и стукнул их один о другой. Это должно было служить для Паолы сигналом. Она изменила курс. Грэхем слышал стук камней, но не мог понять, что это значит. Он необыкновенно быстро вынырнул у противоположного конца бассейна и оглядел поверхность воды. Раздался взрыв аплодисментов — он повернул глаза к дальнему концу, с которого он прыгнул: маленькая хозяйка уже выходила там из воды.
Снова он сбежал по скату бассейна, и снова она взобралась на платформу. Но на этот раз его быстрота и выносливость заставили ее сократить дорогу, и она удовольствовалась двадцатифутовой платформой. Она не остановилась, чтобы стать в надлежащую позицию, а сразу же бросилась к западному концу бассейна. Они очутились в воздухе почти одновременно. В воде и под водой он лицом и руками ощущал колебание воды, всколыхнувшейся над ней; она свернула в глубокую тень, брошенную стоящим уже очень низко солнцем, вода там была так темна, что ничего в ней нельзя было различить.
Коснувшись края бассейна, он вынырнул, но ее не было. Он выпрямился, тяжело дыша, готовый нырнуть, как только ее увидит. Но ее и следа не было.
— Семь минут, — возвестила Рита, — семь минут с половиной! — восемь… восемь с половиной!
Но Паола Форрест на поверхности не показывалась. На лицах зрителей испуга не было, и Грэхем решил, что пугаться рано.
— Видно, я побежден, — крикнул он Рите, когда она возвестила, что прошло десять минут. — Она под водою уже больше двух минут, но вы все что-то чересчур спокойны, чтобы мне волноваться. У меня еще остается минута. Может быть, я и не проиграю, — и он снова сошел в бассейн.
Спустившись, он обернулся — осмотрел и ощупал руками цементированную стену бассейна. На половине глубины, футах в десяти под водою, он натолкнулся на отверстие в стене и, убедившись, что оно ничем не загорожено, смело вошел и тотчас же почувствовал, что его поднимает, но поднимался он медленно в непроходимом мраке, стараясь не плескать и не нашуметь.
Вдруг пальцы его коснулись свежей, гладкой руки, судорожно отпрянувшей при неожиданном прикосновении; раздался громкий испуганный крик. Он сжал ее руку и рассмеялся. Тут засмеялась и Паола, и он вдруг вспомнил строчку стиха: «Услышав ее смех во тьме, я полюбил ее».
— Испугали же вы меня, — сказала она. — Вы подкрались беззвучно, а я была за тысячу миль отсюда, замечталась.
— О чем? — спросил Грэхем.
— По правде сказать, мне пришел в голову фасон платья — цвета синего винограда с тяжелой золотой каймой и пряжками. И только одно к нему украшение на руках — кольцо с громадным красным рубином, его мне Дик подарил в первые годы замужества.
— Есть на свете что-нибудь, о чем вы не мечтаете? — спросил он со смехом.
Она тоже смеялась; голоса их гулко раздавались в темноте.
— Кто вам сказал про трубу? — спросила она погодя.
— Никто. Когда прошли две минуты, а вы не показываетесь над водой, я решил, что тут фокус, и стал искать.
— Это Дик придумал, когда бассейн уже был готов. У него масса всяких затей. Он страшно любил доводить старых дам до истерики: зазовет их сыновей и внуков с собою купаться и спрячется тут с ними, но однажды две из них чуть не умерли со страху. Он тогда перестал дурачиться и стал набирать жертв посолиднее, вроде вас. Была у нас и другая история: у нас гостила некая мисс Коглан, подруга Эрнестины, молоденькая, еще школьница. Он ухитрился поставить ее у самой трубы, а сам поднялся на высокую платформу и нырнул сюда к нижнему концу трубы. Через несколько минут, когда она уже была почти в обмороке, думая, что он утонул, он вдруг заговорил в трубу ужасным замогильным голосом, и мисс Коглан тут же потеряла сознание.
— Она, верно, была не из сильных, — заметил Грэхем, и у него вспыхнуло смешное желание — иметь в руках спичку, зажечь ее и посмотреть на Паолу Форрест, державшуюся рядом с ним над водою.
— Особенно винить ее нельзя, — ответила Паола, — во-первых, она была очень молода, лет восемнадцати, не больше, а обожала Дика, как это водится у школьниц. Все они так: Дик как разыграется с ними, так сам делается мальчишкой, и они никак понять не могут, что он солидный, опытный, глубокомыслящий, работящий пожилой человек. Тут неловко вышло только одно, когда бедная девочка очнулась, она не успела сразу собраться с мыслями и взять себя в руки и выдала свою сердечную тайну. Вы бы посмотрели, какое убитое лицо у Дика сделалось, когда она выболтала.
— Что вы, ночевать там собираетесь? — раздался в трубе голос Берта Уэйнрайта, точно у самого уха.
Грэхем вздрогнул и тут же вздохнул облегченно.
— Господи! Как он меня напугал. Ваша молоденькая барышня отомщена. Меня теперь не проведешь, я знаю резонанс вашей трубы.
— Пора возвращаться на свет божий, — сказала она. — Правда, здесь чудесно разговаривать. Идти мне первой?
— Разумеется, я за вами; как жаль, что вода не светится! А то я бы плыл за вашими светящимися пятками… Помните у Байрона? И направления искать не пришлось бы.
Он слышал, как она засмеялась, уже удаляясь, и окликнула:
— Я уже!
Было темно, но по раздавшимся слабым звукам он догадался, что Паола бросилась головою вниз, и сразу представил, как это красиво у нее вышло, хотя большинству женщин этот маневр очень не идет.
— Вам кто-нибудь сказал? — напал на Грэхема Берт, как только тот показался на поверхности и стал выплывать из бассейна.
— Это вы, разбойник, стучали камнями под водой? — в свою очередь напал на него Грэхем. — Если бы я проиграл, я бы пари опротестовал. Это было шулерство, заговор, и я уверен, что опытный адвокат определил бы всю махинацию как преступление. Такой казус, в сущности, подлежит решению верховного суда.
— Но ведь вы выиграли, — воскликнула Эрнестина.
— Конечно, выиграл и потому не подаю иска против вас и всей вашей мошеннической компании, но
