– У него есть имя? – спросил Вильям с ужасным сарказмом.
– У них у всех есть имена. Вначале это звучит немного странно, но потом привыкаешь.
– Я не собираюсь к этому привыкать. Не здесь. Ты знаешь, каким был когда-то Стрэнд-Хаус?
– Конечно, знаю. Ты довольно часто рассказывал мне о нем.
– Это место было воплощением красоты и милосердия. А ты позволил им превратить его в зверинец.
– Это не зверинец, это заповедник – место, где находят покой и исцеление...
– Сентиментальная чепуха! Убери от меня эту птицу!
– Не маши так на него своей палкой, – резко сказал Гэвин. – Ты его испугаешь.
Но было уже поздно предупреждать. Вильям замахнулся своей палкой на Осберта, едва не задев клюв птицы. Осберт разозлился и приготовился к атаке. Тут вмешался Гэвин, попробовав удержать рассвирепевшую птицу, но Осберт вывернул свою шею назад и, вытянув ее, ущипнул Гэвина. Тот взвизгнул и быстро направился к двери. Вытолкнув Осберта из комнаты, он захлопнул за ним дверь.
– Здесь не место этому существу! – кричал Вильям. – Он очень злой.
– Он не злой, – сердито проговорил Гэвин, потирая руку. – Ему просто не нравится, когда на него нападают. Если ты этого не повторишь, все будет в порядке.
– Я? И ты еще смеешь обвинять меня?
Гэвин вздохнул.
– Это дом и Осберта, – заявил он, зная, как странно это, должно быть, звучало для человека, который учил его верить только в материальные признаки успеха.
– Они забили тебе голову чепухой, – резко констатировал Вильям. – Раньше ты никогда не сказал бы такой глупости.
– Нет, не сказал бы, – произнес Гэвин, как бы удивляясь самому себе.
– Итак, ты признаешь это? Слава Богу, ты видишь истину.
– Только о какой истине ты говоришь, отец? Я начинаю задумываться, одна ли у нас с тобой истина. Может быть, они разные, и уже давно.
Вильям не обратил на его слова внимания.
– Ты признаешь, что это место и эти люди портят тебе мозги. Подумай о том, что они делают с твоим сыном. Ты должен забрать его отсюда, пока не поздно и его еще можно спасти.
– Не думаю, что он нуждается в спасении от кого-то или чего-то, – возразил Гэвин. – Я рад, что он получает такие знания.
– Чепуха! Парень растет. Он должен научиться быть мужчиной. Твоя обязанность – увезти его отсюда и проследить, чем он будет дальше заниматься.
– Это не так просто. В письме я объяснял, что по закону о нем заботятся местные власти, и я не могу забрать его без их разрешения.
– К черту местные власти! Всю свою жизнь я имею с ними дело и никогда не позволял им брать надо мной верх.
– Да, я знаком с твоими способами работы с отделами планирования. Здесь есть небольшая разница.
– Быть решительным и не поддаваться запугиваниям, это сработает везде, в любом отделе. Я давно учил тебя этому и до сих пор думал, что ты выучил урок. Я гордился тобой. Теперь я начинаю думать, что ты ослаб. Хватит осторожничать. Возьми сына в свои собственные руки, завладей им.
– Мне не нравится это твое «завладей», – твердо сказал Гэвин. – Мой сын – не собственность. Он личность, со своими идеями, мыслями...
– Ерунда. Дети – это то, кого мы из них делаем. Посмотри, кого я сделал из тебя.
Гэвин повернулся к нему.
– Да, посмотри, кого ты из меня сделал, – с горечью сказал он. – Человека, которого никто не любит.
Он быстро вышел из комнаты, чувствуя, что больше не выдержит. В холле он наткнулся на Нору. По выражению ее лица он тут же понял, что она слышала весь его разговор с отцом.
– Ты права: человека, которого никто не любит, – горько повторил Гэвин слова, брошенные минуту назад отцу.
– Это не так, – прошептала она. – Я ошибалась. Я так сильно ошибалась...
Ее лицо светилось новым светом. Прежде чем он понял, что она намеревалась сделать, она приподнялась, и ее губы нежно коснулись его губ. Но тут они услышали, как Вильям застучал в дверь своей палкой. Он кричал и был готов продолжить спор. Нора вздохнула и поспешно удалилась. Гэвин пошел к отцу. И ни один из них не заметил, как с лестницы за ними подглядывал Питер.
Вновь Гэвин испытывал страдание и отчаяние. Они преследовали его каждую ночь в течение вот уже многих недель. Он погружался в темноту и начинал пронзительно кричать, но крик его был беззвучен.
И вдруг эту удушающую тишину прервал самый красивый и нежный голос, который он когда-либо слышал. Он почувствовал прикосновение рук и, проснувшись, понял, что смотрит широко открытыми глазами в лицо Норе, ухватившись за нее как за спасительную веревку. И она, действительно, была для него спасением. Сейчас он это понимал. Теперь он все мог понять.
– Гэвин, – говорила она, встряхивая его, чтобы он окончательно проснулся. – Гэвин, все хорошо. Я здесь. – Он продолжал смотреть на нее. Тогда она приблизила его голову к себе и обняла, погладила его взъерошенные волосы и прислонилась щекой к его мертвенно-бледному лицу. – Все хорошо, – шептала она. – Я здесь.
– Слава Богу, – хрипло отозвался он и прижался к ней, вдыхая аромат женской теплоты и ласки. У него не было желания обладать ею, он ощущал лишь невыразимое блаженство от обретенного покоя.
– Вероятно, это был какой-то ужасный сон, – прошептала Нора. – Кажется, он снится тебе довольно часто.
– Откуда ты знаешь?
– Я слышу, что почти каждую ночь ты кричишь во сне. Сегодня это было громче обычного. Вот почему я пришла.
Случись это в другое время, его напугало бы известие о том, что она слышит его крики во сне. Сейчас же, когда она поняла все без объяснений, ему стало легче.
– Что это был за сон? – спросила она чуть позже.
– Не знаю. Я проснулся в ужасном состоянии. Было очень страшно, но не знаю почему.
– Если бы ты мог вспомнить, то мы могли бы вместе побороть страх, – сказала она со вздохом.
Он застыл, пытаясь до конца понять эту новую для него мысль. Что касается борьбы, то он всегда делал это в одиночку. Понятие «вместе» он связывал с Лиз или Питером, этими двумя людьми, которых ему хотелось защищать. Мысль о том, что они могут сражаться вместе с ним по одну сторону, просто не приходила ему в голову. Теперь это было очевидным. Но очевидным было и то, что ему хотелось, чтобы только Нора, и никто больше, боролась за него.
– Вместе, – прошептал он, мысленно стремясь к этому. – Если бы мы только могли...
– Мы можем. Это совсем не трудно.
– За меня, – с трудом произнес он.
– Да. За тебя. Мы могли бы справиться с этим, если бы знали, чего ты боялся.
Старые, привычные слова были готовы слететь « с его уст. Он уже хотел сказать, что ничего не боится. Но здесь, сейчас, в присутствии этой честнейшей женщины, у него ничего не получилось бы.
– Я не знаю, чего боюсь. Сон спрятан так глубоко. Я... боюсь отыскать его в своей памяти.
– Почему? – тихо спросила она. – Почему ты боишься отыскать его?
– Потому, что в нем могло бы быть такое, чего я не смог бы выдержать. – Он содрогнулся. – Если бы... если бы там не было тебя.
– Я здесь, – сказала она, гладя его волосы. – Я всегда буду здесь.
Он слушал ее, а в голове у него промелькнул еще один страшный сон. Ему показалось, что он сможет потерять ее. Все то, о чем они говорят сейчас, неизбежно приведет их к расставанию.
– Хорошо, – сказал он. – Все позади. И сон тоже. Мы не можем вернуть его, да и нужды в этом нет.
Он слышал эти свои пустые и фальшивые слова и мог только догадываться, какими они казались ей.
