популярность в России пельмени приобрели в XVII веке после присоединения к России Сибири, Башкирии, Казанского и Астраханского ханств.
Изначально в татарском варианте пельменей присутствовала баранина и конина, впоследствии заменённые на более привычные в России говядину и свинину. По одной из версий в древнеуральской традиции пельмени были священным блюдом, символизирующим жертвоприношение мяса домашних животных: говядины, баранины, свинины.
Может быть, пельменное единение – продолжение этой древней традиции?
Тогда было непонятно, что такое франчайзинг или фирменный стиль. Это теперь, с высоты прожитого и увиденного, ясно, что плановая экономика рождала в масштабах страны абсолютную унификацию. Можно было войти в пельменную во Владивостоке и в Калининграде и не найти различий. Островок Родины. Так американцы выстраиваются в длинную очередь в «Макдональдс» напротив Лувра в Париже при наличии вокруг потрясающих французских ресторанчиков. Это запах Родины, знакомый с детства. Ведь обоняние самое подавленное, а оттого и сильное чувство. Из-за невозможности вербализовать запахи, мы раскладываем их на эмоциональные полки ассоциативного восприятия.
Так вот, совокупность запахов старой советской пельменной, состоящей из аромата пельменей, сосисок с зелёным горошком и кофе с молоком, уникальна. Она рождает ощущение того времени. При всём однообразии интерьеров у каждого была своя особая пельменная – около института, работы или дома. И с ней, конечно, связано много всяких историй. К особой категории надо отнести ночные пельменные для таксистов. Это были подлинные островки свободы в водовороте социализма, когда больше идти было некуда.
А насчет напитков выбор был – портвейн или водка. Кому придет в голову пить что-то ещё в пельменной. Штамп, стереотип, рождающий отчетливый условный рефлекс.
Недавно на Арбате открыли бывший пивбар «Жигули» как ресторан советских времен. Там правильные закуски и играет правильная музыка. Никакие другие напитки, кроме выше обозначенных, невозможно представить. Но это лишь эмоциональная встреча с собственным прошлым. Не думаю, что масштабное распространение пельменных сегодня вызвало бы энтузиазм нового поколения. Так что новое время рождает новые песни, и для кого-то, может быть, запах «Макдональдса» станет новым запахом Родины.
О метафизике перебора
У меня есть товарищ – мужчина средних лет, в меру удачливый бизнесмен, человек достаточной культуры и хороший семьянин. Он обладает странной особенностью – все его рассказы (в мужской компании, разумеется) сводятся исключительно к тому, кто, как и когда нажрался и что потом было. Долгое время меня это несколько коробило – уж больно убогой казалась тематика. Я никогда не любил (и сейчас не люблю) мужчин, выпивающих до потери контроля, и никогда к ним не относился. Однако гораздо легче заляпать чёрной краской то, что нам неблизко, чем попытаться разобраться в сути явления. «Это болезнь, предрасположенность к алкоголю», – скажет медик. Да нет, не думаю. Я знаю массу людей, не страдающих алкогольной зависимостью и иногда оглушительно надирающихся. Неопытность? Позвольте, речь не идёт о пятнадцатилетних юношах. Конечно, в молодости напивались все – от переоценки собственных лётных качеств, детского желания объять необъятное, а также, расплачиваясь за познание мира – эксперименты приходилось ставить на себе, это понятно, и эти случаи мы не рассматриваем. Но что заставляет взрослого матёрого дядьку, прекрасно знающего, чем всё закончится и что его ждёт утром, вновь переступить черту, отделяющую его от понятия «нормальный человек»? В чём дело? Мы с вами уже выяснили, что наибольшее наслаждение человек получает между второй и третьей рюмкой (в среднем) – куда несёт? Могу говорить, опираясь только на собственный опыт, который минимален – уже долгие годы я лишён возможности нажраться во вселенском смысле: мой организм элементарно протестует. После восьмой-девятой рюмки (это грамм четыреста) ему становится невкусно продолжать пить, а заставлять себя что-либо делать я очень не люблю. На второй день вообще не пьётся, а если попадаешь в жёсткие условия, когда пить всё-таки приходится, – с изумлением замечаешь, что употребил уже грамм семьсот и не испытал волшебного воздействия и сидишь трезвый как дурак, а все вокруг уже хороши, смотреть на них неприятно и разговаривать не о чем. Кроме всего прочего, я не испытываю мук похмелья и никогда не выпиваю с утра – но об этом потом. Так что если бы я и захотел сегодня нажраться, это было бы связано с серьёзным насилием над собой. Память, однако, бережно хранит те редкие моменты, когда в более-менее молодые годы мне это всё же удавалось. Так вот, я поражался, как наутро одновременно с физическими страданиями банального перебора приходила вдруг кристальная ясность, устройство мира становилось понятным и прозрачным, я ощущал небывалую мощь собственного духа и способность ответить на любой вопрос, волнующий человечество. Чем сильнее было это чувство, тем короче был период этого озарения. В другой раз оно могло проявиться не столь интенсивно, но оставалось с тобой дольше, и если ты прожил с ним до обеда и выпил буквально сорок грамм – тебя накрывает удивительная гармония мира, ты становишься частью этой гармонии, и в этом состоянии могут происходить маленькие чудеса – нечто похожее уже было описано в книге «Сам овца», не хочу повторяться. Твоя контактность возрастает во много раз, восприятие обостряется, ты читаешь послания высших сил, и беседа со случайным человеком, которая в другом состоянии вообще бы не состоялась, наполняет тебя мудростью и добром. Неоднократно я получал подтверждение своих ощущений от друзей и знакомых, побывавших в похожей ситуации. В частности, поэт Иртеньев рассказывал о невероятной пронзительности цветов, звуков и смыслов, приходящих наутро. Может быть, организм, пережив тяжёлую ночь борьбы с отравлением и выиграв эту битву, таким образом празднует победу? Может быть, в переломный момент он бросает в атаку скрытые резервы, до коих в обычном состоянии не достучаться? Дадим слово медикам. Если говорить о концептуальном путешествии – в семидесятых это называлось «загудеть по-питерски». Недавно в Питере мне сообщили, что у них это же действо носило название «загудеть по-московски». Не скромничайте – по-питерски, по-питерски. Для этого требовалась компания хорошо пьющих, то есть примерно одинаково держащих удар людей в количестве от пяти до восьми. Лучше, если в этой компании нет незнакомых – в горы с незнакомым идти опасно, неизвестно, как он себя там поведёт. И вообще, участники экспедиции должны быть психологически совместимы и не вызывать взаимного раздражения. Женщины не приветствуются – они отвлекают от основной идеи и сводят процесс к элементарному бардаку. Далее – нужна квартира. Очень важна возможность максимально изолировать её от внешнего мира – ни звуки, ни свет не должны проникать внутрь. Старые питерские квартиры окнами во двор подходили идеально. После того, как компания и место определилось, закупалось бухалово и еда – с запасом, так как точную протяженность путешествия предсказать невозможно, а нехватка чего-либо в середине пути сорвёт весь поход. Итак, всё закуплено, участники собрались на флэту, после чего тщательно закрываются и наглухо занавешиваются окна, вырубается телефон, и все сдают часы, которые запираются в недоступном месте. Утаившего часы бьют и никогда потом не берут с собой. Впрочем, утаивать их глупо – примерно как лечь в клинику на похудание и спрятать под подушкой пончик. В такой поход нельзя ходить наполовину. Последнее действие перед стартом – в ванну торжественно набирается вода. Запас воды в ванне и определяет продолжительность путешествия – вода используется для приготовления пищи, чая, умывания и мытья посуды. Краны отныне открывать запрещено. После всего этого можно не спеша приготовить праздничный стол (изыски не возбраняются, хотя не надо играть в фильм «Большая жратва» – всё-таки не жрать собрались) и начинать пить. Правильная атмосфера в компании, общность вкусов и интересов – залог приятной беседы, но иногда товарищ с другой поляны может внести неожиданно свежую струю. По истечении первого подхода к столу все отправляются спать, а проснувшись, возобновляют застолье. Предположительно дня через два выясняется, что биологические часы у каждого члена команды работают немного по-разному, и коллектив разбивается на две-три группы – кто-то ещё спит, кто-то – уже, а мы гуляем. В среднем через неделю вода